Гроза постепенно стихает, уходит все дальше и дальше. Дождь еще льет, но грома уже не слышно, ветер стих так же внезапно, как и налетел. Лишь ручей еще шумно бурлит, с головокружительной быстротой несется мутная вода, переполняя глубокое русло.
Я выбрался из палатки посмотреть, целы ли растяжки и колышки. И тут меня ослепил свет мотоциклетной фары. Появление мотоцикла в этом хаосе было полной неожиданностью. На размытой дороге подскакивал огонек, задорно приплясывая. Мотоцикл двигался медленно, осторожно, до меня доносилось слабое ворчание мотора и брань мотоциклиста. Он подъехал уже совсем близко, когда луч света метнулся в сторону, встал на дыбы и уперся в верхушки осин. Мотор заглох. Было слышно, как мотоциклист сплюнул и сказал:
— Поздравляю!
Женский голос спросил:
— Что случилось?
Мотоциклист сплюнул еще раз и сказал:
— Мы застряли.
— Только не сердись, — произнес тот же женский голос, и в нем послышалась тревога. — Ведь тебе ничего не стоит починить мотоцикл.
— Нет, — ответил мужчина, — это не свеча, мы застряли по-настоящему.
Я подошел к нему, предложил свои услуги. Оба ездока были в игелитовых плащах, блестевших в свете фары. Когда я подошел, мотоциклист, склонившийся над машиной, выпрямился и пожал плечами.
— Жестянка! — выругался он. — Негодная жестянка!
Мотоцикл занесло на размытой дороге, и он ударился об острый камень — бачок с бензином пробило.
— Все вытекло, — сердито пояснил мотоциклист и хотел было снова сплюнуть, но, взглянув на меня, сдержался и махнул рукой. — Спасибо, — сказал он, — тут вы ничем не можете помочь. Мы по-настоящему застряли.
— Ничего, — ободряюще сказала женщина. — Как-нибудь дотащим.
— И пальцем не двину, — упрямо бросил мотоциклист. — И пальцем не двину из-за этой паршивой жестянки, ради этой никчемной груды железа.
— Может, оставить мотоцикл здесь, — предложил я.
Мотоциклист задумался.
— А вы кто? — спросил он. — Турист?
— У меня тут палатка.
— Давай оставим, — сказал мотоциклист, обращаясь к женщине. — Так, пожалуй, будет лучше всего.
— Как хочешь, — ответила она. — Но мы могли бы справиться и сами, дотащим, будем толкать.
— Даже не подумаю, — огрызнулся мотоциклист. — Оставлю здесь и дело с концом!
— Не бойтесь, — заметил я, — с ним ничего не случится.
— Черт бы его взял! — сказал мотоциклист. — Паршивая жестянка!
Он выключил свет, подвел машину к палатке. Я пригласил обоих войти. В палатке я всегда держу наготове сухие вещи, и костер быстро разгорелся.
— Теперь заварим чай.
— Не беспокойтесь, — сказала женщина.
У нее было свежее личико, еще мокрое от дождя. Что бы она ни делала, она не спускала вопросительно-преданного взгляда со спутника, даже когда говорила со мной. Лицо женщины было приятное и достаточно интеллигентное, но этот взгляд никак не вязался с ним и почему-то раздражал меня.
Мотоциклист сел у входа в палатку, рассматривая свои вельветовые штаны, сплошь заляпанные грязью.
— Чайку выпить можно, — сказал он и вопросительно уставился на меня. — Вы из района?
— Нет.
— Из области?
— Нет.
Он покачал головой.
— Почему же вам взбрело в голову забраться в эту чертову дыру?
Я ответил, что у меня никаких особых причин на это нет. Я случайно приехал сюда, местечко мне приглянулось, ну, вот и остался. Он не поверил.
— Теперь ничего не делается без причины, — сказал он. — И вы сами понимаете, что ни с того ни с сего, как говорится, и листок на дереве не шелохнется. Что-то мне не верится, что вы поселились здесь просто так. Туристы сюда не ездят, что им тут делать?
Видимо, это был человек бесхитростный и прямой, его загорелое лицо дышало откровенностью, на нем было написано все, что он думал и говорил. Я назвал себя. Оказалось, что он слышал мою фамилию.
— Ах, так, — сказал он. — А ведь я все-таки был прав.
Он встал и сделал было попытку отряхнуть штаны, но безнадежно махнул рукой.
— Я здешний учитель, — сказал он. — А это моя жена, тоже учительница. Преподаю я поблизости, в Подлазе.
Жена тоже поднялась и улыбнулась — улыбка получилась какая-то слащавая.
— Очень приятно, — произнесла она и церемонно присела, совсем как в гостиной, и всем нам стало вдруг смешно.
