Избранное. Том I-II. Религия, культура, литература - страница 314

Шрифт
Интервал

стр.

От Гамлета — к Пруфроку, эгоцентричному, неспособному к любви и поступкам, жалкой пародии на Гамлета (хотя и Гамлета Элиот оценивал критически, видел в нем "героя своего времени", воплощающего ренессансный культ личности, источник страданий и смерти); от эпохи Возрождения к "эпохе вырождения" — таков, как показывает Элиот в "Пруфроке", путь, пройденный человечеством.

В стихотворении "Шепотки бессмертия" (1918) цельное, духовно-чувственное мировосприятие поэта конца XVI — начала XVII в. Джона Донна и его современника — драматурга Джона Уэбстера противопоставлено узкому, дробному взгляду на мир человека XX в. Поэты конца XVI — начала XVII в., "мета-физики" (то есть выше сугубо физического существования) всегда помнили о смерти (…О смерти Вебстер размышлял, / И прозревал костяк сквозь кожу… перевод А. Сергеева). В XX в. люди, на взгляд Элиота, отделяют духовное от материального, мысль от чувства, превращают мысль в абстракцию, их физическое, чувственное, материальное бытие подавляет их слабую метафизику. Им слышны лишь "шепотки бессмертия", тихое похрустывание "костей абстракций".

В смятении перед историей, в поисках устойчивой модели жизни общества Элиот, как и Джойс, обратился к "мифу", увидев в ремифологизации истории новый, универсальный "способ контроля, придания формы и значения необъятному зрелищу тщеты и анархии, которое представляет собою современная история", о чем писал в эссе "Улисс, порядок и миф" (1923). А еще раньше в эссе "Поэты-метафизики" (1921) он ввел понятие "распад цельности мировосприятия" (dissociation of sensibility) как определение нарушенной духовно-чувственной цельности бытия. С "метафизической возвышенности" этого "мифа" в 1910—1920-е годы ему открылась панорама истории общества и поэзии. Сначала в свете этого мифа он рассматривал только английскую поэтическую традицию. Но скоро понял (о чем писал в эссе "Мильтон 2", 1947): если такой распад и имел место, то причины его слишком глубоки, чтобы возлагать это бремя на плечи поэтов.

В принесшей ему широкую известность поэме "Бесплодная земля" (1922) Элиот, использовав легенду о Святом Граале как основу сюжета, поразив современников сложным метафорическим языком, мозаичной техникой, системой аллюзий, подтекстов, обнажил бесплодие современной цивилизации и создал удивительной силы стихи об агонии современного человека, живущего в мире, лишенном порядка, смысла и красоты. Последовавшая за нею поэма "Полые люди" (1925) с ее знаменитой концовкой:


Вот как кончится мир

Вот как кончится мир

Не взрыв но всхлип —


звучала предупреждающе и пророчески.

Элиот отверг либерально-романтические представления о совершенствовании человека в ходе якобы целесообразного исторического процесса. Модернисты, по его замечанию (о Джойсе), "убили XIX век", что прежде всего, видимо, означало новую философию человека и времени, отказ от "светлых", романтических иллюзий человечества. На его творчестве — протестантско-пуританская печать (за исключением, возможно, лишь "Четырех квартетов), оно мрачно, исполнено отчаяния, апокалиптично. Это поэзия, отягощённая сознанием греховности, падения, обреченности человека, лишенного благодати. Она рождена протестантским мироощущением. "И я, пронзен булавкой, корчусь и стенаю…" ("Пруфрок").

Конечно, в Элиоте жили разные начала. Он был автором и до сих пор не опубликованной пародийной в раблезианском духе поэмы "Король Боло и его большая черная королева", и цикла стихотворений "Старый Опоссум. Практическое котоведение" (1939), где продолжил английскую юмористическую традицию "поэзии нелепицы" Э. Лира и Л. Кэрролла. Его поэма "Пепельная Среда" (1930), написанная вскоре после смерти матери, лирична и невыносимо пронзительна. Однако обычно, характеризуя поэзию Элиота, говорят о ее рациональности, суховатой поэтичности. Пожалуй, он и сам "культивировал" себя как "поэта культуры", то есть подчинял свою поэзию "культуре" как началу цивилизующему, традиции как "интертексту". В сущности принцип "творческого самосознания" он противопоставил "романтическому парению", основанному на вдохновении, неудивительно его внимание к традиции, идущей от По к Валери.


стр.

Похожие книги