* * *
Все созданное Элиотом — поэзия, драматургия, эссе — обретает, как и у всех больших поэтов, полноту смысла, будучи воспринятым в целостности.
Элиот вошел в историю литературы и культуры XX в. как реформатор англоязычной поэзии. Первая мировая война вернула поэзию "на землю". Однако поэты 1910-х (Э. Марш, У. Оуэн, Р. Брук, У. де ла Map, 3. Сассун и др., т. н. "георгианцы") пытались передать присущее Новому времени мироощущение "городского человека", утратившего романтические иллюзии прошлого, пережившего трагедию войны, в старых формах, определенных "матрицами романтизма", то есть налить "новое вино в старые меха", полагая, что существующие ритмы и строфы оживут просто потому, что материал был новым. Требовалась коренная реформа, способная привести в соответствие новое мироощущение человека и формы поэтического выражения, что и сделал Элиот.
Много лет ради заработка совмещавший стихотворство с учительством (1915–1916), с почасовой работой в Лондонском университете (1916), со службой в крупном английском банке "Ллойде", а с 1925 г. с руководством лондонским издательством "Фейбер", Элиот всем своим обликом и манерой поведения снижал, прозаизировал традиционный романтический образ поэта. Поэзия его, основанная на соблюдении требования строгого согласования эмоционального начала с объективным изображением психологической ситуации (в эссе "Гамлет и его проблемы", 1919, он ввел понятие "объективного коррелята"), оказала серьезное воздействие на англоязычную поэзию, в сущности изменив ее лицо.
В литературоведении, зарубежном и отечественном, преувеличивается разрыв между экспериментаторством Элиота в поэзии и его консерватизмом, традиционализмом в критике; скорее можно говорить об отличии "раннего" Элиота от "позднего", тем не менее помня о том, что его творчество — цельный, единый мир, создатель которого был вполне последователен. Умеренный авангардист, он выступил как художник неоклассической ориентации (он и называл себя "неоклассицистом"). Его творчество вписывалось в рамки неоклассицизма XX в. — направления в европейской литературе, музыке, живописи, ориентированного на традицию как устойчивый философский и эстетико-идеологический феномен. "Не пытались ли Элиот и я сам, — вспоминал в 1960-е годы И. Стравинский, — ремонтировать старые корабли, тогда как другая сторона — Джойс и Шёнберг — искали новые виды транспорта… разумеется, казалось, что мы — Элиот и я — явно нарушаем непрерывность, создаем искусство из отсеченных органов — цитат из других композиторов, ссылок на прежние стили ("отголоски предшествующих и других творений")… и что это предвещает крах. Но мы пользовались этим и всем, что попадало в наши руки, чтобы перестраивать, и не претендовали на изобретение новых конвейеров или средств сообщения. Настоящим делом художника и является ремонт старых кораблей. Он может повторять по-своему лишь то, что уже было сказано"[932].
В критике Элиот обосновывал или предварял то, что делал в поэзии. В 1910-е — начале 1920-х годов кажется, будто его главные цели — эстетические, реформа поэзии и изменение литературных вкусов. В сборнике "Священный лес. Эссе о поэзии и критике" (1920), в эссе начала 1920-х речь идет в основном о поэзии, но в XX в. "чисто эстетическое" уже невозможно, оно неизбежно смешивается с философией, идеологией.
В раннем программном стихотворении "Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока" (1909, опубл. 1915), драматическом монологе персонажа, изобилующем причудливыми, неожиданными образами (по образцу "концептов" английской метафизической поэзии XVII в. — "…под небом вечер стихнет как больной / Под хлороформом на столе хирурга…", "Я жизнь свою по чайной ложке отмеряю"…), Элиот ввел пространственную эстетическую перспективу, практически претворив свою теорию традиции: литература прошлого "выстраивается" в единовременный ряд; интертекстуальность, то есть скрытые цитаты, намеки, парафразы, имитация чужой поэтической техники, система отсылок (к Шекспиру, английским поэтам-метафизикам XVII в., Р. Браунингу, А. Тенни- сону, Ж. Лафоргу) выявляет "великую традицию" автора, создаёт глубинный литературный, эстетико-философский контекст.
