Избранное. Том I-II. Религия, культура, литература - страница 246

Этот голос необычайно звучен в "Стыдливой возлюбленной". Тема представляет собой одно из великих традиционных общих мест европейской литературы. На эту тему написаны "О моя возлюбленная", "Собирай бутоны роз", "Прощай, милая роза"; она звучит в обнаженной суровости Лукреция и чрезмерном легкомыслии Катулла. Ту же тему "остроумие" Марвелла обновляет разнообразием и расположением образов. В первой из трех строф Марвелл играет с с причудливым допущением, начинающимся с комплимента и кончающимся удивлением.

Сударыня, будь вечны наши жизни,

Кто бы стыдливость предал укоризне?

………………………………………

А я бы в бесконечном далеке

Мечтал о вас на Хамберском песке,

Начав задолго до Потопа вздохи.

И вы могли бы целые эпохи

То поощрять, то отвергать меня

Как вам угодно будет — вплоть до дня

Всеобщего крещенья иудеев!

Любовь свою, как семечко, посеяв,

Я терпеливо был бы ждать готов

Ростка, ствола, цветенья и плодов.

Перевод Г. Кружкова

Мы отмечаем высокий темп, последовательность концентрированных образов, при этом каждый усиливает изначальное фантастическое допущение. Когда процесс доведен до конца и ему подведен итог, стихотворение неожиданно делает удивительный поворот, заключающий в себе одно из важнейших средств достижения поэтического эффекта со времен Гомера:

Но за моей спиной, я слышу, мчится

Крылатая мгновений колесница;

А перед нами — мрак небытия,

Пустынные, печальные края…

Перевод Г. Кружкова

Вся цивилизация пребывает в этих строках.

Pallida mors aequo pulsat pede pauperum tabernas,

Regumque turns… (I, iv, 13–14)

Бледная ломится Смерть одною и тою же ногою

В лачуги бедных и в царей чертоги[697].

Перевод А. Семенова-Тян-Шанского

И не только Гораций, но и сам Катулл:

Nobis, cum semel occidit brevis lux,

Nox est perpetua una dormienda. (V, 6)

Помни: только лишь день погаснет краткий,

Бесконечную ночь нам спать придется[698].

Перевод С. Шервинского

Стих Марвелла не обладает величественной звучностью катулловой латыни; однако образ Марвелла, конечно же, более емок и прозревает большие глубины, чем у Горация.

Современный поэт, достигни он таких высот, скорее всего и завершил бы стихотворение этим нравственным размышлением. Но три строфы Марвелла находятся по отношению друг к другу в чем-то вроде силлогического соотношения. После непосредственного приближения к донновскому настроению:

И девственность, столь дорогая вам,

Достанется бесчувственным червям…

В могиле не опасен суд молвы,

Но там не обнимаются, увы!

Следует заключение:

Всю силу, юность, пыл неудержимый

Сплетем в один клубок нерасторжимый

И продеремся, в ярости борьбы,

Через железные врата судьбы[699].

Перевод Г. Кружкова

Вряд ли кто-либо будет отрицать, что в этом стихотворении присутствует "остроумие"; однако не столь, пожалуй, очевидно, что это "остроумие" образует целую нарастающую и спадающую гамму образов огромной мощи. "Остроумие" не просто сочетается с воображением, но сплавляется с ним. Мы с легкостью осознаем "остроумие" причудливого допущения в образной последовательности ("любовь свою, как семечко, посеяв", "до дня всеобщего крещенья иудеев"), но эта фантазия, как иногда бывает у Каули или Кливленда, не довлеет самой себе. Она является формальным украшением серьезной мысли. В этом ее превосходство над мильтоновскими L'Allegro ("Веселый"), И Penseroso ("Задумчивый")[700] или над более легкими и менее удачными стихотворениями Китса. Фактически этот союз легкомысленности и серьезности (серьезность углубляющий) характерен именно для того типа "остроумия", что мы пытаемся определить. Его можно найти у Готье:

Le squelette etait invisible

Au temps heureux de I'artpaien!

Был скрыт скелет, был чужд искусству,

Душе языческой не мил[701].

Перевод Ю. Даниэля

и в дендизме Бодлера и Лафорга. "Остроумие" присутствует в процитированном выше стихотворении Катулла и в вариации на него Бена Джонсона:

Неужель с тобой вдвоем

Мы глаза не отведем

Соглядатаям тупым?

Неужель не усыпим

Мужа бдительность с тобой