Проходя, чтобы подсчитать голоса, между двухъярусными нарами, Петров увидел, что лишь двое не подняли рук: видимо, они только что умерли, и, склонившись, он попытался закрыть им глаза.
С самого начала пребывания в лагере Петров поставил себе задачу — побороть чувство оторванности от мира, от родины, овладевавшее его соотечественниками. Если бы все делалось так, как этого хотела комендатура лагеря, то заключенные двадцатого барака не знали бы даже, какое сегодня число. Они, заключенные, никого не видели, кроме солдат охранных войск, иногда входивших в барак, да часового на соседней вышке, который, если ему приходила на ум такая блажь, выпускал по крыше барака половину обоймы из своего автомата.
Да и люди из так называемых свободных бараков знали очень мало, хотя и могли во время работы за пределами лагеря, из случайно перехваченных сообщений по радио или тайно переданной газеты, воссоздать для себя примерную картину хода событий. И тем не менее партийному активу двадцатого барака удалось узнать, что Красная Армия форсировала Вислу и уже ведет бои на немецкой территории. Известно стало и об операциях словенских партизан в горных проходах Каринтии.
Умирающие съедали теперь только половину положенной порции, хотя испытывали мучительные боли в желудке от голодных судорог. Из последних сил они цеплялись за свою угасающую жизнь, зная, что весь смысл этой жизни состоит в получении дневного рациона, которого лишился бы барак в случае их смерти.
Через месяц после общего собрания в бараке, вечером, за несколько часов до намеченного побега, Петров подошел к Карганову, бледное лицо которого, казалось, улавливало сплетением своих голубых артерий каждый взгляд собеседника.
— Мы должны расстаться, Василий Николаевич, — сказал Петров и склонился над лейтенантом, который лежал на спине, устремив на товарища бездонно-глубокий взор.
— И, вероятно, навсегда, Григорий Григорьевич, — ответил, улыбаясь, Карганов. — Но это ничего. Главное, чтобы вы все выбрались благополучно. Вспомните обо мне, когда будете участвовать в параде на Красной площади.
— Я буду о вас помнить, — сказал Петров тихо, приникнув к самому уху лежавшего. — Кому-нибудь из нас все же удастся пробиться на родину, и он расскажет о том, что сделали ради нас вы и все остальные товарищи.
— Не больше, чем вы для нас, — перебил его Карганов. — Мы, больные, всегда получали что-либо от вас, более здоровых. И вот еще что: передайте привет моей жене, если будете в Москве. Она работает там с начала войны, в одном из институтов. Запишите адрес…
Петров быстро вписал адрес в свою потрепанную книжку, которую он сумел сохранить, несмотря на обыски. Затем он снова обратился к лейтенанту.
— Вы знаете, товарищ Карганов, — сказал он, поглядывая на острые выступы ключиц, торчавшие из открытой рубашки лейтенанта, — я всегда удивлялся тому, что вы беспартийный.
— Да, это верно, — ответил Карганов, с задумчивой улыбкой глядя куда-то мимо Петрова. — Собственно говоря, я удивляюсь и сам. Так как-то всегда получалось… Я, как говорится, беспартийный большевик. — Он посмотрел на Петрова широко открытыми глазами. — Правда, сейчас я подал бы заявление о приеме в партию. Да, сейчас бы непременно подал.
— Не тревожьтесь, Василий Николаевич, — сказал Петров. — Я, правда, не знаю, можно ли это. Собственно, почему бы и нет? Так вот: как только вернусь на родину, я обязательно подам от вашего имени заявление в партию.
— Может быть, и примут задним числом, — едва слышно произнес Карганов.
Петров положил руку на плечо товарища.
— Разрешите обнять вас.
— Я бы и сам попросил вас об этом, — ответил Карганов. — Да нельзя, уже трое суток у меня дизентерия.
Петров вдруг перестал его видеть, точно в густом плывущем тумане. Он крепко обнял тело товарища, до жути легкое, так что майору на какой-то миг почудилось, будто закон тяготения потерял силу и вот он парит в воздухе с Каргановым на руках.
Во втором часу ночи у самой двери барака собралось около двухсот участников побега. В нетопленном бараке стоял немилосердный холод. Те из больных, кто был еще в состоянии сползти со своих соломенных мешков, пробирались босиком вслед за другими товарищами. Они собрали все лишние деревянные башмаки и сложили их в кучу у выхода из барака.
