И мимо меня им пришлось пролететь,
чтоб кончить свой путь земной.
Все лето невнятный шелест угроз я слышал над головой,
Они полегли — и казалось, что в смерть
хотят меня взять с собой.
С чем-то дрожащим в душе моей,
говоря будто лист с листом,
Стучались мне в веки, трогали губы, -
и всё о том же, о том…
Но зачем я должен с ними уйти?
Не хочу я и не могу:
Выше колени — ещё хоть год удержаться бы на снегу.
Бриджли Торренсу, в последний раз глянув на его “Геспериды”
За окошком вагона пробегают цветы,
Так мгновенно, что и не узнаешь их ты.
Вот бы выйти назад — из вагона к цветам,
Разглядеть, что ж такое мелькнуло там.
Все, какие знакомы, перечислил цветы я -
Но те, что мелькнули — совсем не такие:
Не хвосты Иван-чая торчали тут,
Не люпины, что на песках растут,
И не колокольчики у входов в тоннели,
Что-то в памяти всё же мельтешит еле-еле…
Как представить себе, что вдруг пробежало,
То, чего никогда на земле не бывало?
Те, кому разглядеть не дано детали,
Мимолётную милость неба снискали…
Ворона сбила
С ёлки снежный ком,
Меня окатила
Сухим дождём,
И эта внезапность
Спасла для меня
Остаток, казалось
Пропащего, дня…
Одни твердят: «земля умрёт в огне».
Другие — что что её покроет лёд,
Я знаю жар желания, и мне
Те ближе, кто твердит: «в огне!»
Но если дважды землю гибель ждёт,
То у меня и холода вполне
Достаточно, чтобы сказать, что лёд
С успехом ту же гибель принесёт!
Ну да, мы — всадники, так мне сдаётся,
И хоть судьбу взнуздать не удаётся,
Но рады чувствовать мы под собой,
Хоть камни суши, хоть морской прибой,
В чём тайна нашего рожденья? В том,
Что мы садимся на Землю верхом,
Так без седла, младенчески легки,
Зарыв в густую гриву кулачки…
Скакун наш дикий — конь без головы,
Мчит без удил, как ни просите вы
Хоть он с пути сбивается, подчас,
Всегда в запасе что-то новое у нас!
С твоей возможностью нельзя равнять
Ни бег ручья, ни даже скорость ветра -
Ты можешь двигаться сквозь время вспять
И по лучу подняться против света,
Но быстрота дана не для сует
И не для спешки: всё что мелко — мимо!
А чтоб средь надвигающихся бед
Ты мог бы устоять неколебимо.
Средь перемен, судьбу держа в горсти
Вы — всемогущие, когда вас двое:
Вас и не разделить и не смести
Когда вы согласились меж собою,
Что жизнь — она и вправду жизнь, пока
Крыло к крылу или к руке рука…
…А у меня Тоска гостит.
Ей радостно, что дождь шуршит,
Что сквозь туман мне смотрит в окна,
Ветвей обвисших переплёт,
И вот она меня ведёт
Вдоль пастбищ по тропинке мокрой…
Ей нравится средь сера дня
Из дома гнать под дождь меня.
От мелких капель серебрится
Её истрёпаный наряд:
Я должен быть с ней вместе рад
Тому, что улетели птицы,
Тому, что тучи тяжелы,
Что одинокие стволы
Над выцветшей землей качает,
Что плачут мокрые кусты…
Она твердит, что красоты
В полях мой взгляд не замечает…
Как знать ей, что не со вчера
Мне эта смутная пора,
Предснежное ничто без света,
Сырые дни глухой тоски
Давно и без неё близки…
Но разве объяснишь ей это?
Когда взвывает ветер, снег швыряя
В стёкла той комнаты,
глядящей на восток,
Обрывки злого лая
Вплетаются в его зловещий шепоток:
«Ну, выйди, выйди!»
Как себе назло
Покинуть ненадёжное тепло?
Итак мы тут — в осаде. Мы вдвоём.
Спит наверху ребёнок…
Я — о том,
Что в щель под дверью заползает холод,
В камине угли гаснут понемногу,
Сугробы за окном растут, и голый
Двор наконец сливается с дорогой,
Простой амбар становится холмом
Сомненья нависают над душой:
А хватит ли нам сил без помощи чужой
Встать вместе с днём?
49. ВЕТЕР И ГЕРАНЬ НА ОКНЕ *
Эй, все любовники на свете,
Я вам спою, внимайте мне:
Он был холодный зимний ветер,
Она — геранька на окне.
Когда мороза вуалетки
Растаяли на стёклах днём,
И канарейка в тесной клетке
Висела прямо над цветком,
Он сквозь стекло герань заметил
И тут же мимо пролетел,
Напомню — был он зимний ветер
И к ней вернулся в темноте.
Он был владыка льда и снега,
Был сорнякам подмёрзшим бог,
И одиноким птицам неба…
Ну что он о любви знать мог?
Над подоконником вздыхал и
Нажал на раму, чтоб она
Чуть скрипнула, (как услыхали
Те, кто в ту ночь лежал без сна).
