Уже лёжа в гамаке, Фернандо съел ещё одно манго и, облизав пальцы, закурил сигарету. Ветви смыкались над ним густым шатром, лёгкий ветерок обдувал его тело, и ему не было жарко.
«Мне не жарко», — подумал Фернандо. Его клонило в сон, но после съеденных фруктов курить было приятно. Мысли в голове приятно путались, ему было хорошо.
«Приятно», — подумал Фернандо.
Он закрыл глаза и почувствовал, что вот-вот заснет. Ему уже не хотелось курить, но жалко было начатой сигареты.
«Последнюю затяжку», — подумал Фернандо, с трудом приоткрывая глаза. Сигарета выскользнула из пальцев. Фернандо засмеялся. Ему не хотелось смеяться, но он ничего не мог с собой поделать. Он смеялся всё тише, и наконец, успокоившись, опустил на лицо сомбреро и сложил руки на животе.
— Фернандо!
«Это я!» — подумал Фернандо во сне.
— Вы арестованы!
Однажды мой однокурсник Стив пригласил меня провести выходные в его фамильном замке.
Фамильный замок Стива был довольно большой. Весь день он водил меня из комнаты в комнату. Заходили мы также в библиотеку и в погреб. Но особенно меня поразила одна картина. На ней был изображён пожилой мужчина в мундире старого покроя, забрызганном кровью, со свирепым выражением лица и топором в руках.
Вечером, когда мы сидели в креслах перед камином и пили портвейн, я спросил Стива об этой картине.
— Это портрет моего дедушки. Он умер, когда меня ещё не было на свете, — сказал Стив. — Его повесили. — добавил он.
Оказалось, что дедушка Стива в молодости был мельником и там, на мельнице, продал душу дьяволу. Тогда он заперся в замке и выходил из него только по ночам, отлавливал одиноких путников, приводил их в замок, рубил топором и ел.
— Говорят, он по ночам сходит с портрета и бродит по замку с топором, но я не верю в это. Хотя и слышу иногда подозрительные шаги в коридоре, — закончил Стив.
— Только люди со слабым умом могут верить в такую чушь, — сказал я.
— Конечно, — согласился Стив. — Такие люди боятся зеркал, фотографий, картин…
— Чёрных кошек тоже, — добавил я.
— Вот именно, и солнечных затмений…
— Это тёмные люди, полные предрассудков.
— Таких людей надо убивать! — закончил Стив.
Постелено мне было в той самой комнате, где висел портрет дедушки Стива. Я лёг, но долго не мог заснуть. То мне казалось, что дедушка хмурится, то наоборот, что смеётся. А в руке его то топор, то голова, то вообще что-то непонятное. Я встал и занавесил портрет простынёй.
Но не успел я лечь, как простыня стала развеваться, будто от картины дул на неё сильный ветер. Я сдёрнул простыню и обомлел: дедушки на картине не было. Тогда я взял заряженный мушкет, лежавший на тумбочке, забился в угол кровати и так, сидя, проспал до рассвета.
Когда я проснулся, дедушка был на своём месте, и даже лицо его казалось не таким свирепым. «Конечно, это был сон!» — подумал я и поклялся никогда больше не пить портвейн.
Спустившись вниз к завтраку, я увидел, что стол накрыт только на одного.
— Где же Стив? — спросил я.
— Увы, его зарезали ночью, — сказала горничная.
Я в ужасе приказал запрягать лошадей и сразу после завтрака уехал в город, подальше от этого проклятого замка.
