Избранное - страница 169
— Двадцать минут двенадцатого.
— Ладно, Былк. Ты не теряй терпения. Слушай. Тебе следует знать, что жалость надо отложить в дальний ящик, коли отправляешься на охоту. И доверчивость тоже. Потому что сам себя обводишь вокруг пальца. Ведь что со мной случилось. Вижу я, что вроде бы у волка грипп. Пожалел я его и поскольку вижу, сохнет он по куреву, то оставил я трубку у подножия дуба — пускай, решил, побалуется. И что ж, ты думаешь, сделал этот зверь? Трубку в зубы и пошел себе, покуривая. И вот еще что, Былк: никого не презирай. Никого не считай дураком и ни в коем случае не думай, что кто-нибудь глупее тебя — ни в коем случае. Считай, наоборот, что умнее. Только так можешь побороть противника. И чем страшнее он тебе кажется, тем он ценнее для охотника. Вот я спрошу тебя — что тебе за радость убить глупого волка? Но ты и настоящего дурака не презирай. Видишь — он идет по дорожке прямо на дуло ружья? Стреляй. Шкура всегда шкура. Или видишь, какой-то волк хочет покончить самоубийством. Что же ты делаешь? Пытаешься выяснить причины? Нет. Ты вынимаешь из брюк ремень, натираешь его мылом — чтобы легче скользил, — делаешь подходящую петлю, зацепляешь ее за сук и смотришь, как подходит волк и как просовывает шею в петлю. Он счастлив. Почему бы тебе не осчастливить его? Хорошо даже подставить ему камень — чтобы он без труда дотянулся до ремня и просунул голову в петлю. И как увидишь, что он уже висит, постой, не торопись, не порти ему удовольствие, подожди, пока он не перестанет дышать. Тогда ты перерезаешь ремень, волк падает, и ты, конечно, его свежуешь. Он оставляет тебе шкуру в знак благодарности, Было бы бесстыдством не уважить его последнюю волю. Но который час?
— Ровно двенадцать, — сказал Былк.
— Я так и думал, — засмеялся доктор. — Условный рефлекс. Когда я жил в городе, ровно в двенадцать часов главный врач больницы делал обход. В те времена я не был охотником. Студенческие годы вовсе не так уж прекрасны, как принято говорить. А вот доктором городской больницы быть неплохо. Осваиваешь профессию. Но у меня тогда не было квартиры. И многого другого. И я сказал об этом начальнику. И не только ему. Но все сказали — подожди, мол, немного, ты ведь тут не теряешь времени даром. Да и, в конце концов, не они, мол, это решают. А потом я приехал в деревню. Здесь по крайней мере в доме не холодно: если хочу почитать, можно и без пальто. Не то чтобы там уж совсем было холодно, но дом был плохо построен: везде сквозняки. Хочу уточнить: я не миссионером сюда приехал. Какие книги я здесь читаю? Книги об охоте. Медициной, конечно, я не могу заниматься. Мне целый день нечего делать! Вот почему я стал охотником.
— Со скуки? — спросил Былк.
— Послушай, Былк, — сказал доктор. — Один приходит ко мне — у него болит зуб, у другого — нерегулярный стул, этот кашляет, у того — глисты. Мне все это на нервы действует. Это элементарные вещи — больные могли бы лечиться сами, но они приходят ко мне, потому что знают, что мне за это платят и я должен их лечить. И лекарства даровые. Одна старуха неделю жила только на витамине C и на уколах, ничего не ела. Говорит, мол, лекарства все равно даровые, раньше, мол, она не могла принимать столько лекарств… А когда я сказал ей, что так она издохнет, рассмеялась. Как это издохнет, когда я сам назначил ей эти уколы? Да ты цыпленка ешь, бабка! Нет уж, хватит с нее цыплят, говорит. И самое удивительное, что не дура была. Ну как не стать охотником? Когда случай серьезный, вызываю «скорую помощь» и отправляю в город. А если несерьезный — закатываю им такие уколы, что больше они в диспансер ни ногой — тогда уж их не дозовешься. И знаешь, нет у меня угрызений совести, некоторые говорят, что должны быть, но у меня — нет, потому что я уверен: здесь нельзя заниматься медициной. Тебе все это интересно?
— Да.
— А ведь я не о себе говорил — я обманул тебя. Так один заяц говорил как раз в двенадцать часов, а я услышал. Он притворялся сельским врачом. Может, пародировал какого-то незадачливого охотника. Меня позабавило, как говорил заяц. А не перекусить ли нам, Былк?
