Дело в том, что тот комплекс ценностей и институтов, который входит в понятие современного демократического общества (современная свободная наука, не знающая идеологических ограничений и не признающая догматических истин, соответствующее потребностям развития такой науки общество, также не признающее догм, монополии на истину и фиксированных статусов, со свободной экономикой, постоянно перестраивающейся по мере внедрения новых научных открытий), мы, очевидно, можем понять как своего рода открытие, но больших масштабов, чем любое частное изобретение. Это изобретение социальных условий, необходимых для постоянного совершения все новых и новых открытий, изобретение общества, не просто дающего простор творчеству, но устроенного так, чтобы давать простор творчеству.
Как любое открытие, открытие современного демократического общества сочетает в себе уникальность возникновения и обязательность усвоения. Современное демократическое общество возникает в определенном месте – в Западной Европе, прежде всего протестантской, и в определенное время (основные его принципы закладываются в XVII веке), в результате уникального стечения культурных и социальных обстоятельств, и мы можем лишь предполагать, что «не будь» Западной Европы, может быть, когда-нибудь где-нибудь люди пришли бы к современному демократическому обществу, как не будь Ньютона, когда-нибудь кто-нибудь открыл бы закон Ньютона. Но, будучи совершено, открытие ведет к цепи закономерно вытекающих из него следствий. С одной стороны, постепенно делаются логически вытекающие из него выводы. (Если ценность индивида не зависит от фиксированных статусов и ни у кого нет монополии на истину, значит, бедные имеют такое же право голоса, как и богатые, значит, черные имеют те же права, что и белые, женщины – что и мужчины и т. д.) С другой стороны, «открытие» демократического общества постепенно усваивается всеми обществами (как разводить лошадей или коров стали все народы, а совсем не те, кто впервые приручил и одомашнил корову и лошадь, как алфавит или иероглифы усвоили все, а не только те народы, где возникли эти гениальные изобретения).
Разумеется, процесс усвоения принципов современного демократического общества неизмеримо сложнее, чем процесс усвоения какого-либо частного открытия. Усвоение любого открытия требует определенных знаний и навыков, определенной адаптации, но демократия требует полной культурной, психологической и социальной перестройки общества, и ее выгоды, с другой стороны, неизмеримо более отдаленные и менее очевидные, чем выгоды какого-либо частного изобретения. Но современные демократические общества, создавая условия для человеческого творчества, порождают поток частных открытий, которые другие общества не могут не стремиться усвоить в силу их очевидной полезности и в силу того, что усвоение их становится необходимым для выживания, сохранения самостоятельности. Однако такое усвоение частных открытий в конце концов с неизбежностью ведет к попыткам усвоить и сам социальный и культурный механизм порождения этих открытий. Феодальный монарх может стремиться только к ружьям для охраны своей власти и своего традиционалистского строя. Но за приобретением ружей следуют попытки их создать самим, а затем все новые и новые технологические, культурные и социальные новшества. Каждый раз они могут вводиться лишь для укрепления и спасения традиционного строя, и каждый раз они все более подрывают его. Возникновение динамичных современных обществ Западной Европы становится, таким образом, вызовом для всего человечества, принципы, на которых они основаны, становятся как бы энтелехией развития любого человеческого общества, которое только тогда может достичь стабильности и «успокоиться», когда оно действительно усвоит эти принципы, перенесет их на свою почву.
При этом движение к современной демократии нельзя понимать как движение от «плохого» к «хорошему», как движение человечества к счастью (как не было движения «к счастью», перехода от охоты и собирательства к земледелию и скотоводству и от племенного строя к государству).
