— Усиленным маршем — к северо-востоку!
Ночной марш.
Шестой день. Переход без отдыха. Пить можно из ручьев, но еды нет.
— Быстрее! Быстрее!
Седьмой день. На деревню, где ночевали отряды Гагатко, на заре совершили налет четыре французских самолета. От их бомб крытые соломой дома охватило пламенем. Жители деревни бегут в лес. До полудня чешские легионеры атакуют Кестикало. Он идет в контратаку против чехов. Контратака не удается из-за сильного пулеметного огня. Чехи были сильнее. Петрушевич прислал Кестикало подкрепление, но и противник получил помощь. Снова появились французские машины. Чехи окружили лес, но Петрушевичу удалось отбросить их.
В лесу рано темнеет. Густая листва огромных дубов совершенно закрывает небо.
Кое-где разжигают костры.
Но большинство людей слишком устало, чтобы делать даже это. Варить все равно нечего. Каждый укладывается спать там, где остановился.
Микола расставляет часовых.
Западную часть леса, где можно ожидать чехов, теперь вместо отрядов Кестикало защищает Гагатко. На южном крае стоит Михалко, у которого после захода солнца было небольшое столкновение с румынским офицерским патрулем.
— Мы как будто у себя дома, — говорит Михалко Миколе, закончив рапорт. — Смотри, дубы, сосны, липы.
Патрули сообщают, что с севера и с северо-востока к лесу приближаются поляки.
Петрушевич устраивает военный совет.
— Надо отступать! — высказывается Гагатко.
— Поздно! Ведь мы окружены.
— Наступать надо! — горячится Михалко.
— Наши устали и голодны. И патронов почти нет, — возражает Кестикало. — Надо откуда-нибудь достать пищи, хоть из ада.
— Если бы в аду была пища, его не называли бы адом, — говорит медвежатник.
— Будем наступать, — решает Микола. — Гагатко и Кестикало пусть защищают лес от чехов, Михалко — отбивается от румын. Я пойду на поляков.
— А ты сумеешь поднять своих людей, Микола? — спрашивает Кестикало.
— Да.
— А как с боевыми припасами?
— Будем наступать со штыками и топорами.
Микола стал переходить от одного мигающего огня к другому, почти каждому говорил несколько слов, каждому пожимал руку.
— Идем туда, где нас ждет Ленин…
Спящий лес медленно ожил.
Роты — без всякой команды — построились.
Было тихо. Только изредка слышался приглушенный разговор.
— Ленин ждет… Москва…
Уже светало, когда Красный Петрушевич отдал приказ:
— Вперед! Против польских панов! За мной!
Вырвавшиеся из лесу повстанцы дико кричат и размахивают топорами. Их встречает пулеметный огонь.
Многие погибли в первые минуты, остальные, вскочив вновь, рассвирепев от полученных ран, крича, бросились на врага:
— Вперед! Ура!
Пулеметы умолкают. Вихорлат, зарубивший топором польского пулеметчика, поворачивает пулемет в обратную сторону.
Та-та-та-та-та… та-та-та-та…
Одно за другим бегут польские подразделения. Артиллерия держит под обстрелом лес с северо-востока. Наступают новые польские части.
Армию Красного Петрушевича не разбили.
Армии Красного Петрушевича не стало. Не осталось людей. Они истекли кровью.
Еще кое-где поднимаются бойцы с топорами. Вскакивают и опять падают. Один из самолетов, опустившись совсем низко, обстреливает луг из пулемета.
Несколько раненых, поддерживая друг друга, шатаясь устремляются обратно в лес. Их никто не преследует. Поляков на поле тоже не осталось.
Пока новые польские отряды образовали цепь, раненые уже достигли деревьев на опушке леса.
Свежие польские части врываются в лес. Там их встречает пулеметный огонь. Бой продолжается почти два часа. Только тогда поляки замечают, что они атаковали не повстанцев, а своих продвигающихся с западной стороны леса союзников — чешских легионеров.
С большим опозданием они начинают преследование рассеянных частей Петрушевича. Преследуемые бегут к югу. Здесь Михалко удалось открыть дорогу.
Первого румына, достигшего леса, он убил кулаком.
Люди Михалко разорвали на куски попавшего в их руки второго румына.
Медвежатник орал, подбадривая своих товарищей:
— Бейте этих вшивых собак! Вперед, ребята, вперед!
Румыны бегут. Бросают оружие. Медвежатник гонит их перед собой, как пастух стадо, и кричит:
— Вперед! Вперед!
Кестикало долго защищал от чехов край леса.
