Моргенштерн и Фоти почти одновременно ответили:
— Ты будешь говорить, Геза!
— Что говорить?
Ответа я не получил.
Вышел на балкон.
Внизу, в темноте, шумела площадь. Повсюду слышалась русинская, венгерская и еврейская речь. Взволнованные, испуганные и ликующие голоса. То тут, то там кто-нибудь бросал в толпу лозунг:
— Да здравствует диктатура пролетариата!
— Да здравствует Ленин!
На балкон из комнаты городского головы проникал свет. Внизу увидели, что на балконе кто-то стоит. Собравшиеся начали кричать «ура».
— Товарищи!
Площадь постепенно затихла.
— Горячий братский привет победившему русскому пролетариату — Российской Коммунистической партии и ее вождю Ленину!
Я говорил около десяти минут — о Советской России. Ответом на каждую мою фразу были громкие крики «ура». Но о том, что хотел услышать народ, о том, что произошло в Венгрии, я не сказал ни слова.
После меня выступил Моргенштерн. Он кратко изложил, что случилось в Будапеште.
— Да здравствует Венгерская Советская республика! — закончил он свою речь.
Толпа ликовала.
В городе началась массовая демонстрация. Мы пошли обратно в комнату бургомистра. Совещались. Целыми часами спорили о том, что нужно делать. В маленькой комнате теснилось человек тридцать.
Около полуночи к нам в комнату вошли Микола и Эсе.
— Что вы тут делаете? — удивился Микола.
— Совещаемся, — ответил я. — А ты где был?
— Мы заняли вокзал и обезоружили офицеров, — ответил вместо Миколы Эсе.
Несколько секунд Микола молчал, потом заговорил громко, будто выступал перед тысячной толпой.
— Северо-восточная граница Подкарпатского края находится на расстоянии двухсот девяноста километров от юго-западной границы Советской России. Я говорил по телефону с народным комиссариатом Венгерской Советской республики по военным делам. Чтобы нас поддержать, завтра из Пешта отправятся четыре дивизии. Завтра утром мы начнем продвижение на северо-восток, по направлению к Киеву.
— А ты знаешь, как обстоят дела в Будапеште? — обратился к Миколе Фоти.
— Знаю, что у нас под ружьем четыре тысячи семьсот человек, все надежные революционеры — батраки, лесорубы, заводские рабочие. Знаю также, что этого недостаточно. Но если я начну ломать себе голову над тем, откуда мне взять больше, толку от этого будет мало. Зато, если мы начнем наступление…
— Спустя две недели мы сможем пожать руки русским, — перебил я Миколу.
— Через десять дней! — сказал Моргенштерн.
— Давайте не заниматься прорицаниями. Нужно действовать. Да, — обратился Микола ко мне, — народный комиссар по военным делам назначил тебя политическим комиссаром Русинской Красной гвардии.
На заре Русинская Красная гвардия под руководством Миколы пустилась в путь — к востоку. По плану, мункачский, берегсасский и унгварский отряды должны были встретиться в марамарошских Карпатах. С дивизиями, посылаемыми из Будапешта, они должны были объединиться уже на галицийской земле.
Первое сражение произошло 28 марта. Мы разбили два румынских полка. 31 марта на Унгвар наступали сильные чешские части. За два дня город четыре раза переходил из рук в руки. В конце концов он остался в руках чехов. Один из отрядов Русинской Красной гвардии под начальством Моргенштерна возвратился в Мункач для того, чтобы и этот город не перешел в руки чехов. Фоти поехал в Берегсас, чтобы поторопить посылку подкрепления из Венгрии.
Четвертого апреля мы опять разбили румын. В тот день произошло первое наступление чехов на Мункач. Спустя несколько дней чехи и румыны одновременно начали наступление. А помощь из Венгрии все еще не приходила.
В середине апреля Мункач пал.
Спустя неделю чехи были в Берегсасе.
Тридцатого апреля произошло сражение у Намени.
