Жандарм положил руку на плечо Давида.
— Тише!
— Платить будешь? — спросил один из судейских.
— Из каких денег, интересно? Откуда мне взять?
— Значит, не будешь платить? Ладно. Ввиду того, что дом, в котором ты жил до сих пор, стоит на земле господина Грюнемайера и построен из деревьев, украденных в лесах господина Грюнемайера, ты должен немедленно убраться из этого дома! А так как в Пемете у тебя ни дома, ни земли нет, — ты должен сегодня же со всеми своими домочадцами покинуть деревню.
— Куда же мне, черт побери, идти? — кричал Давид.
— Куда угодно. В свободной стране каждый может идти, куда хочет.
Один из судейских подмигнул двум жандармам, которые вошли в хижину и, не говоря ни звука, начали выкидывать жалкий скарб Давида на улицу. С налитыми кровью глазами, с поднятым кулаком бросился Давид на судейского, но получил такой сильный удар прикладом в грудь, что упал навзничь.
На крики Давида, плач его жены и визг детишек сбежалась вся деревня — кто с топором, кто с дубиной. Собрались и жандармы.
Пеметинцы орут, угрожают.
Жандармы стоят молча, неподвижно.
— Зарядить! — командует жандармский фельдфебель, и сквозь крики, визг и плач слышен стальной звон затворов.
— Взвод! — командует фельдфебель, и на пеметинцев уставились восемнадцать дул.
Жандармы стоят прямо и неподвижно, пеметинцы — наклонившись вперед, их головы втянуты в плечи. Они похожи на диких кошек, готовящихся к прыжку.
— Что это такое? Что тут происходит? Эх вы, люди! С ума сошли?
В самую опасную минуту в Пемете прибыл Грюнемайер.
— Что тут происходит?
Перекрикивая друг друга, сотни людей в одни голос стали объяснять «Богатому немцу», что произошло. Немец только качал головой:
— Эх вы, люди!
— К ноге! — скомандовал фельдфебель; жандармы, опустив винтовки на землю, неподвижно ожидали дальнейших приказаний.
Как только улегся шум, Грюнемайер раздал всем девяти ребятам рыжего Хиршфельда по пятикрейцеровой монете и произнес речь. Потом он пригласил двенадцать самых старых жителей деревни на совещание.
В течение двух часов в одной из палаток совещались старики с Ульрихом Грюнемайером и с марамарош-сигетским адвокатом.
Во время совещания они пили водку немца и курили его табак. Грюнемайер не скупился ни на то, ни на другое.
После двухчасовых переговоров соглашение состоялось.
Деревенские могут продолжать спокойно жить там, где они жили до сих пор. Просроченную аренду Грюнемайер всем прощает. В уплату аренды за текущий год пеметинцы будут работать под руководством инженера один месяц. Соглашение урегулировало и вопрос об охоте. Охотиться разрешено только на опасного зверя — волка, медведя и кабана. Мясо убитого медведя или волка принадлежит охотнику, шкура — Грюнемайеру. С кабаном наоборот: охотник оставляет себе щетину, а мясо должен отдать Грюнемайеру.
Кто сам не видел, вряд ли поверит, как быстро меняется вид леса, вся его жизнь, если этого захочет «Богатый немец».
Спустя три дня в середине леса стояли уже четыре вместительных барака. В двух из них жили жандармы, в третьем — инженер и прибывшие из города рабочие. В четвертом вел свою торговлю Беппо, причем товары из Марамарош-Сигета доставлялись беспрерывно на мулах.
Когда бараки были готовы, начали строить дорогу. Пеметинцы, от мала до велика, пилили, валили деревья. Корни корчевали городские рабочие. Засыпка и трамбовка дороги опять-таки была делом пеметинцев. Работа шла от зари до позднего вечера. Для собирания грибов и земляники, для поисков яиц диких уток, а тем более для охоты не оставалось ни времени, ни желания. Но у народа были всегда еда и курево. Беппо давал им все в кредит.
Прошел месяц, и пеметинцы опять были свободны. Жизнь вошла бы в прежнюю колею, если бы не Беппо, который в течение месяца охотно отпускал пеметинцам все свои товары в кредит и только записывал в книгу, кем что куплено, а теперь потребовал уплаты.
— Платить? Откуда?
Но Беппо не интересовался тем, что у пеметинцев нет денег. Он стал грозить жандармами, адвокатом, судом. Пеметинцы уже знали, что суд — не шутка, и, для того чтобы не иметь дела с судом, охотно заплатили бы, но платить было нечем.
