Избранное - страница 53

Шрифт
Интервал

стр.

Однажды вечером, когда страсти уже разгорелись, у стола появился никому неведомый капитан интендантской службы. Был он навеселе и все же имел вид какого-то гробовщика, чему способствовал и хриплый голос, словно исходивший из рассохшейся бочки. Он произнес: «Добрый вечер» — и попросил подать чашку кофе. Грумэзеску смерил его презрительным взглядом и ответил:

— Здесь не кафе.

Капитан, ничуть не обескураженный, спокойно приблизился к игорному столу, взглянул на банкомета, на кучу денег перед ним — в банке лежало около трех тысяч лей — и спросил преувеличенно вежливо:

— Разрешите карту?

— Почему же нет? Пожалуйста! — отозвался один из игроков, пододвигая ему стул, и подмигнул банкомету, как бы говоря: «Возьмись за него, клиент вполне подходящий».

Играли в штосс, и банк держал Адольф. Он перетасовал карты и протянул колоду капитану. Тот вынул карту, не глядя, слегка загнул с одного угла и, подвигая ее к груде денег, лежавших перед Адольфом, торжественно провозгласил:

— Ва-банк!

Мы все окаменели. Побледневшие компаньоны вопросительно переглянулись, после чего Грумэзеску накрыл карты ладонью и заявил:

— Ва-банк?.. Пожалуйста, ничего не имеем против, но мы желали бы знать, чем вы гарантируете эту сумму со своей стороны?

Капитан не спеша поднялся со стула, отвернул полу шинели и вынул из заднего кармана полотняный мешочек, где были сложены столбиками наполеондоры. Он сорвал обертку с одного столбика, со второго, с третьего и стал высыпать перед собой на стол деньги. Вскоре там оказалась сумма, превышавшая капитал банка. Потом очень вежливо спросил:

— Ну что, хватит?

Никто не ответил. Все сидели, затаив дыхание. Заметив, что у Адольфа дрожат руки, Грумэзеску решительно потребовал:

— Встань, я буду сам сдавать, это серьезная игра.

Он уселся поудобнее на стуле, как будто собирался просидеть там целую вечность, и перетасовал карты. Капитан снял… А мы? Мы, конечно, не вмешивались и лишь смотрели, еле дыша, на руку банкомета, который методично клал одну карту направо, другую — налево. Сердце у всех билось так, будто не деньги, а наша жизнь была поставлена на кон.

— Вот она! — открыл карту капитан, элегантно держа ее за загнутый краешек и не изменяя своему чудовищному спокойствию. Эта была семерка треф… — Слезы, — добавил он, торжествующе улыбаясь. Медленным движением капитан сгреб со стола всю кучу денег и, не пересчитывая, ссыпал в свой мешочек.

— А теперь, господа, спокойной ночи…

— Как! Вы не останетесь? Мы еще можем поиграть… Просим вас.

— Нет, батенька, мне хотелось еще выпить чашечку кофе.

— Кофе будет сейчас же вам подан. Пожалуйста, просим вас…

— Ах нет, что вы! Здесь не кафе…

И капитан ушел, унеся с собой все достояние присутствующих. Ушел, и с тех пор его больше никто не видел.

После его ухода между компаньонами, владельцами игорного дома, вспыхнула жестокая ссора.

— Зачем ты согнал меня с моего места? — сверкая глазами, набросился Адольф на Грумэзеску.

— Разве ты сам не видел, ничтожество этакое, как карты дрожали у тебя в руках?

Ссора чуть не кончилась дракой. Потом мы сели совещаться. Решено было образовать компанию из восьми человек с капиталом в четыре тысячи лей и основать игорный дом по всем правилам. Адольф заверил нас, что в члены нашей компании войдет и участковый комиссар.

Составили мы и договор, по которому в течение десяти дней каждый из нас обязывался внести свой пай. Я тоже подписал условия, хотя имел в кармане не более одиннадцати лей и — никаких перспектив.

Это произошло, помнится, в один из четвергов в конце ноября.

Среда, 18 декабря… В то время мы жили все вместе — наша семья, старая и обедневшая сестра отца, дядя Скарлат, вечно занятый поисками работы, и бабушка. Шесть ртов на триста лей отцовской пенсии. Бедствовали ужасно. Непрерывные счеты, ссоры, попреки, взаимные обвинения. Отец весь день раскладывал пасьянс, курил и вздыхал. Все надежды были возложены на меня. «Пусть только Аурел окончит юридический факультет, и вы увидите, как все изменится». На этом кончались дискуссии, и лица у всех прояснялись.

У бабушки в монастыре «Пасэря» была сестра-монахиня, и она вечно говорила о своем желании уехать к ней и провести там спокойно остаток дней своих.


стр.

Похожие книги