Джустино завел другую песню, а Розальба, дрожа, открыла дверь. Тяжелое, горячее зловоние ударило ей в лицо, и она впервые в жизни испугалась испитых лиц и выпученных глаз картежников. Бледная, трепещущая, невнятно бормоча, умоляя о помощи скорее взглядом, чем словами, она каждому протягивала свою тарелочку, но никто ее не замечал. А с улицы все жалобнее неслась душераздирающая песня. Девочка вновь начала обходить столы.
— Убирайся отсюда! — неслось со всех сторон. В отчаянье она медленно опустила руку, но, направляясь к выходу, почувствовала, что ноги у нее подгибаются; Розальба горестно и бессмысленно огляделась вокруг. Какой-то человек, сидевший у двери, пожалел ее и подал пятачок. Шарманка смолкла. Девочка подошла к брату, подавленная, измученная и, всхлипнув, протянула в темноту кулачок, в котором была зажата монетка:
— Только… пять бань!..
Маленький Джустино подавил вздох, ничего не ответил и, собрав все свои силы, взвалил на плечи большую шарманку. Никогда еще не казалась она ему такой тяжелой, как в этот вечер. Дети направились домой. На углу остановились, Розальба купила бублик. Дождь усилился. Холодные капли хлестали по лицу. Дети укрылись в подворотне. Девочка поднесла бублик ко рту, уже собиралась было откусить от него, но вдруг подумала, что для двоих он слишком мал. Она протянула бублик брату, сказав, что совсем не голодна. Но Джустино в свою очередь поклялся, что ему не хочется есть. Тогда они разломили бублик пополам. Тихонько плача, брат и сестра медленно жевали в холодной, мертвенной темноте. Промокшие до костей, дрожа от холода, они крепко обнялись и все теснее прижимались друг к другу, чтобы согреться. Соленые слезы смешались с последним глотком…
Несколько минут они сидели неподвижно. Болели глаза, слюна, наполнявшая рот, имела противный, щелочный привкус. В висках стучало, в суставах кололо, словно иглами. Сердца у них замирали, сжимались, будто собираясь навсегда остановиться.
Дождь не прекращался, а идти все-таки нужно было. Изнуренные и отчаявшиеся, они медленно побрели по темным улицам, шагая по лужам, прислушиваясь к хлюпанью своих больших тяжелых чеботов. Джустино ковылял впереди, испытывая острую жалость к сестричке; Розальба плелась за ним, страдая от того, что недостаточно сильна и не может тащить шарманку.
Слишком уж немилостив был к ним бог в этот день.
Спать они легли на пол, скорчившись на рогожке, около холодной печи. Не снимая мокрой одежды, полумертвые от усталости, голода и холода, они прижались друг к другу под пыльной циновкой и стали лихорадочно дуть на руки, чтобы отогреть хотя бы пальцы. Шум дождя на улице все усиливался. Ветер сотрясал двери и окна, а в темноте, то нарастая, то спадая, раздавалось мерное похрапывание бабки, спавшей на узенькой, дощатой койке. Дети долго не могли уснуть. В ушах у них все еще раздавался визг шарманки, в котором слышались голоса, жалующиеся на голод, оплакивающие чью-то смерть. Изредка один из них вздрагивал, забывая о собственной боли и думая о страданиях другого. До чего измучены были несчастные детишки; казалось, они преждевременно состарились.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
На другой день, проснувшись, они почувствовали, что их лица залиты теплым светом. Солнце бросило горсть лучей на их изголовье. Они вскочили и, веселые, посвежевшие, окрыленные надеждой, бодро вышли из дому.
Прекрасная погода опять вдохнула в детей жизнь. Синева неба, солнечное тепло будили лучезарные воспоминания об их прекрасной родине. В одном дворе играли дети.
Джустино, веселый, уверенный в успехе, поставил шарманку у ворот и заиграл. Прислуга вынесла ему три монетки. Брат с сестрой были счастливы. Они купили себе на грош сыру, на два — хлеба, быстро поели и взглянули друг на друга влажными глазами, сияющими от радости.
На углу улицы на небольшом пустыре играли четверо ребят их возраста. Джустино и Розальба сразу поняли, что эти дети их друзья, хотя видели их первый раз в жизни. Во что же играть? Условились быстро.
— В жмурки! В жмурки! — закричали все, весело прыгая, хлопая в ладоши и высоко подбрасывая шапки. Один из мальчиков снял с шеи платок. Джустино поставил в сторону шарманку и дал завязать себе глаза. Крошка Розальба смотрела на него, вне себя от радости. Маленькие скитальцы забыли о голоде, холоде, обо всех недавних страданиях. Здесь они не были чужими, сиротами, бедняками, пасынками судьбы.
