Наконец под ударами тарана затрещали и рухнули ворота. И вот тогда Индуло приказал наступать тяжелой кавалерии. Конница наемников ворвалась в ворота, давя и стигийцев и негров, вслед за ними ворвались гханаты с кешанцами. В завершение всего на восточной стене появились воины — зембабвейцы. Еще сражались на стенах последние стигийские солдаты, а в крепости уже начиналось мародерство, насилие над немногочисленными женщинами и кровавая резня. Особенно в этом усердствовали людоеды — дарфарцы.
Немногие стигийцы уцелели в крепости и среди них — Сенусерт, сдавшийся Индуло. Связанного генерала подвели к королю Нголе.
— Ты останешься жить, — медленно произнес черный царь, — чтобы отправиться в Луксур и сказать своему владыке, что крепости Терахты у него больше нет.
Сенусерт угрюмо посмотрел на Нголу, но промолчал. Оба понимали, что с взятием Терахты юго — восточные провинции для Стигии потеряны.
— Если твой король захочет вернуть крепость, — продолжал Нгола, — пусть приходит с войском. Но ему стоит поторопиться — король Зембабве плотоядно усмехнулся — пока я сам не пришел к нему в Луксур.
Алый шар закатного солнца медленно уходил за горизонт и казалось, именно благодаря ему морская вода тоже окрасилась алым. Но это было не так — вода изменила свой цвет из-за крови обильно пролившейся сегодня в этот день. Кровь стекала с бортов и весел больших судов с драконьими головами на носу. Эти драккары спокойно покачивались на воде, рядом с островом в устье большой реки. На противоположном берегу раскинулся большой город — вернее, то, что от него осталось. Некогда величественные здания пришли в упадок, стены их заросли ползучими растениями, мостовые потрескались, алтари мраморных храмов покрывали пятна засохшей крови. Именно так сегодня выглядел древний город, некогда носивший имя Кордавы, бывший столица королевства Зингары, полтора века назад разоренной пиктами.
Однако сегодня здесь праздновали победу еще более жестокие варвары. От развалин поднимались клубы жирного дыма, тут и там лежали тела смуглых воинов. Иные трупы были изрублены так, что в них было практически невозможно опознать человеческое тело, другие — «всего лишь» обезглавлены. А на острове уже полыхали костры и на импровизированных вертелах жарились туши коз и баранов. Высокие воины в кольчугах и шлемах, с рыжими волосами и холодными синими глазами пожирали мясо, хлестали ячменное пиво и напропалую хвастались своими сегодняшними подвигами.
— Фрейдис, глянь, что я ухватил! — худощавый парень в немного великоватом для него доспехе, перескочил через большой камень и уселся прямо на землю, прижимая к груди небольшую флягу. — Брага, которую пикты собирались выхлестать после жертвоприношений своим божкам. Остальные уже хлещут ее напропалую, а мне не дали — лицо парня вспыхнуло от негодования — мол мал еще, пей лучше пиво. А что я мальчишка, что ли? Только сегодня троих пиктов зарубил и еще одному шею сломал, вот.
На вид юному ваниру было лет пятнадцать, но на севере мальчики быстро становились мужчинами.
— В общем, я ее и стянул, когда старшие отвлеклись, — продолжал он. — Будешь?
— Ну, дай попробовать, — стройная девушка тряхнула гривой золотисто — рыжих волос и взяла из рук парня флягу. Сделала небольшой глоток и тут же закашлялась, утирая слезы. — На, забери! — она сунула парню флягу обратно. — Тебе уж точно это рано пить, Ульф!
— Да ну тебя, — обиженно проворчал подросток, вертя в руках флягу. — Что и впрямь дрянь?
— Угу — кивнула девушка, яростно вгрызаясь в баранью ляжку, что она держала в другой руке. Прожевав кусок мяса, она запила его пивом — как огнем жжет. И как это только пикты пьют такое пойло?
Фрейдис была на два года старше Ульфа — синеглазая и белокожая красавица, чистокровная ванирка. На ней была кожаная туника, с вырезом приоткрывающим высокую грудь и заканчивающаяся чуть ниже бедер. Тонкую талию охватывал широкий пояс с бронзовыми бляшками, запястья прикрывали медные браслеты, длинные, мускулистые ноги прикрывали стальные наколенники. Все это не было простым украшением — также как и легкая кольчуга, которую девушка сейчас сняла. Дочери ванов, в случае опасности сражались наравне с мужчинами — тем более в дальнем и опасном походе, где каждый меч на счету. Меч у Фредис был — короткий, обоюдоострый клинок с рукояткой из рога тура из Пиктской Пущи. Ее ей сделал отец, Хальфед Кузнец, из племени роугов. Он пал в стычке с пиктами в той же Пуще, во время высадки за пресной водой. Сегодня Фрейдис сполна вернула долг крови, заколов четырех пиктов и перерезав глотку пятому. Из его выскобленного черепа она и пила сейчас пиво.
