— Недоразумение…
— Однако, в результате этого недоразумения пострадал мой самый лучший агент… ладно, иди…
Начальник Тайной Канцелярии вышел.
Савва прикрутил лампу.
Мелькали мысли, воспоминания, что-то ничтожное, нечистое…
Почудилось, что кто-то ходит по кабинету, роется в ящиках стола. Лампа вспыхнула и погасла. Раздался отрывистый скрип, все затихло. Сглотнув комок в горле, Савва зажег лампу. В комнате никого не было…
Как-то вдруг ослабев, Савва прилег на диван и погрузился в свое одиночество, где были только, боль, страх и отчаяние. Даже в детстве он был одинок. В детстве это одиночество представлялось, как пустота, мрак, затягивающий куда-то, и такой глухой и глубокий, что глазом не обнять. Пальцы его вздрогнули, зашевелились. Он нащупал пуговицу на спинке дивана. Он старался отогнать от себя эти мысли о пустоте. На короткое время он забылся. Перед глазами замелькали какие-то картины, лица, как будто одни и те же и точно скрывающие за собой что-то еще.
И за светом есть свет, и за тьмой еще большая тьма…
Очнулся Савва весь в слезах. Он не мог понять, где он. Голые стены с обвисшими обоями, облитые мутноватым светом, на полу толстый слой пыли. Он подошел к синеющему окну, не оставляя следов. Было что-то жуткое, неестественное во всем этом. Город спал. Болотная улица была безлюдна и пустынна. Дома уступами крыш спускались к реке и тянулись вдоль набережной, точно надгробные плиты над могилами. Услышав какие-то странные хлопки, шелест в воздухе за спиной, Савва испуганно обернулся. Взгляд его наткнулся на чемодан и кучку хлама у стены. Вдруг и так ясно пришло осознание, что вся его жизнь была ложью и обманом. Стало почти жаль, что он ввязался во все это.
На мгновение Савва потерял сознание от боли. Он был слеп и беспомощен. Он падал спиной куда-то в пустоту, в бездонный ужас. Что-то непереносимое, немыслимое…
— Нет, нет, только не это… — прошептал он застывшими губами. Отступая, он споткнулся, пнул ногой чемодан. Чемодан раскрылся, и оттуда вывалились пластинки Апрелевского завода, какие-то письма, будильник, заводная балерина. Подняв руки, она закружилась. Маленький, бледный призрак девочки с тощими косичками. Она мечтала стать прима-балериной. Он смотрел на нее, не отрываясь. Вспомнилось, как она качалась на сучковатой яблоне и бросала в него вишневые косточки, а он лежал на крыше, читал. В какой ужасающей нужде она жила, но была так счастлива этим мгновением. Он невольно улыбнулся. И для него была блаженством эта минута игры. Он позвал ее. Она поднялась к нему на крышу. Вспомнилась эта внезапная близость, возникшая из ничего и совершенно естественная. Они увлеклись игрой и слишком далеко зашли. Его остановил страх. Запомнилось ее лицо в эту минуту, отчужденное, грустное. Ему стало как-то не по себе. Он знал, что больше не увидит ее, что все погибло, несмотря на его жалкие потуги продлить это блаженство словами и фразами. Она лишь молча качала головой, а он отступал шаг за шагом. В этой ее немоте был крик, была жалость и сочувствие, как будто он должен был умереть…
Савва лег на спину, сложив руки на груди. Постепенно пришло ощущение покоя. Все как-то отодвинулось, и олива в кадке, и бюст Старика, и окно…
И снова она увиделась ему в каком-то радужном мрении. На столике у кровати горела лампа. Она спала. На шее билась синяя жилка. Она боялась темноты, собак, лошадей, грызла ногти и до 13 лет играла в куклы. Ее мать была актрисой на вторых ролях…
Вдруг повеяло холодом. Застучали часы. Савва зажал уши руками, чтобы не слышать этого равнодушного и ужасающего стука, и позвал слугу…
— Что-то я хотел тебе сказать?.. пожелать, потребовать или попросить?..
— Да… — По тону повелителя слуга понял, что нужно улыбнуться, но не осмелился.
Савва смотрел и на него, и мимо него.
Несколько минут болезненного созерцания собственного я. Желаний не было, были лишь растревоженные мысли, которые Савва не мог собрать.
«Интересно, как их готовят?.. или дрессируют?.. мог бы ведь и улыбнуться для разнообразия… — Слуга как будто раздвоился. Из-за его спины высунулся бюст Старика. Савва усмехнулся. — Странно устроен человек… кажется, Свифт построил дом для умалишенных и сам в нем поселился… нашел себе теплое место… теплое место — это цель в жизни, а смысл?.. неплохо бы выпить рюмку домашней наливки… отвести душу… — Взгляд Саввы переместился на слугу. — Что он здесь делает?.. может быть хочет прославиться, как Астролог, открывший конец света… — Какое-то время Савву преследовали мрачные фантазии и совершенно жуткие предчувствия. — Хватит об этом, лучше займись делом!.. хорошо бы, но каким?.. чем вы желаете заняться?.. что предпочитаете?.. что я предпочитаю?.. все что угодно, только не двигаться с места… однако, просто лежать — скучно, ужасно скучно… надо бы издать какой-нибудь указ, например, пушечным выстрелом оповещать граждан каждое утро о том, что я еще жив, а между тем… что между тем?.. да так, ничего… — Савва слегка привстал, почудилось, что над ним порхают гении смерти. Раздвинув слипчивые крылья веера, слуга обмахивал его, отгоняя мух. — Он думает, что я бог, а я не бог, я немощный и бессильный старик… ну, что ты стоишь, как на похоронах?.. может быть послать его на конюшню и выпороть?.. как будто его судьба изменится от этого… а вдруг?.. нет, это было бы несправедливо… и потом он еще не утратил иллюзий, пусть ловит для себя случай… наверное, ноги дрожат от нетерпения, так бы и унесся куда-нибудь… только куда?.. к какой-нибудь девочке под юбку, куда же еще… совсем еще мальчик, даже жаль его… к сожалению, жизнь не похожа на роман и все очаровательные принцессы превращаются в обыкновенных мегер… и все же, почему она мне вспоминается, эта девочка?.. — Савва прикрыл глаза ладонью. В сумерках какой-то потусторонней нереальности прояснился силуэт… вся она возникла перед ним, отделенная от него лишь тонким облаком флера, как пугливый сон. — Не пугайся, ведь не меня же ты боишься, надеюсь, и не этого мальчика?.. ну вот, упорхнула… юность — прекрасная пора… окрыляет жизнь чувством… а старость лишает ее всякого смысла… Боже, что я делаю?.. как что?.. исполняю свои обязанности, то, на что я еще гожусь… надо бы срезать мозоли на ноге… — На какое-то время Савва впал в оцепенение, вдруг встрепенулся. — Что это за звуки?.. как в раю… уж не лишился ли я рассудка?.. это же хорал… и где-то совсем близко…» — Музыка, возникшая так неожиданно из ничего, произвела на него такое сильное и волнующее впечатление, что он даже прослезился. Звуки увлекали за собой, дальше, дальше. Он шел, не двигаясь с места, продолжая лежать, пока не устал и не заснул весь в слезах…
