Марка увезли в карете скорой помощи.
Час или два Фома слонялся по пустым комнатам, потом лег на кушетку… и очутился в каком-то странном месте. Вокруг не было ни души, пусто и тихо. Вдоль улицы стояли брошенные дома. Он заглянул в один дом, в другой, заплакал и побежал, как в детстве. Шаги удлинялись. Уже он летел, приподнятый каким-то неощутимым ветром. Он не удивился тому, что может летать, и лишь боялся запутаться в обвисших над улицей проводах. У белых камней он увидел девочку с тощими косичками.
— Что это за место?.. — спросил он ее.
— Какая разница, место как место… — Присев на корточки, она выдула из-под сучьев языки пламени. Когда сучья разгорелись, она легла по одну сторону от костра, а он по другую. В сумерках и тишине сна ее лицо казалось расплывчатым опаловым пятном.
— Иди ко мне… — неожиданно предложила она. Он медлил. Извиваясь, как змея, она медленно-медленно подползла к нему. Он вздрогнул, почувствовав все ее юное тело, такое гибкое и отзывчивое, и очнулся…
На город спускались сумерки. На фоне потерявшего краски неба темнел мрачный силуэт Башни. Низ Башни скрадывала пелена тумана. Медленно, оглядываясь, Фома обошел пустые комнаты, подобрал с пола листки со стихами и вышел на улицу.
Туман густел. Он ускорил шаг, свернул на Болотную улицу, потом налево, направо и вышел к кладбищу. У ворот кладбища сидел сторож. Рядом крутилась белая в подпалинах сука.
— Который теперь час?.. — спросил Фома.
— Должно быть около девяти… похоже, что я уже не дождусь покойника… он преподавал у нас в школе рисование… пошла прочь… — Сторож пнул ногой суку. Сука жалобно взвизгнула, отошла. — Сколько я не встречал художников, все они никуда не годились, или в петлю или в сумасшедший дом… — Вскользь глянув на Фому, он обкусил пересохшую кожу на губах, сплюнул. Фома ничего не ответил. — А вы, наверное, тоже художник… — Сторож простодушно рассмеялся. — Нет, ну и, слава Богу… скоро я уеду отсюда, осточертел мне этот город, здесь больше покойников, чем живых людей… поеду на север к брату, дни по пальцам отсчитываю… там благодать…
Недослушав, Фома ушел, хлюпая галошами по красноватой жиже. Сторож задумчиво посмотрел ему в след. Фома, как будто почувствовал его взгляд, забеспокоился, ускорил шаг, почти побежал и… наткнулся на стену камеры…
В камере было сумрачно и душно. Тяжело дыша, Фома подошел к окну. Откуда-то из темноты донеслись сигналы точного времени. Заиграл гимн. Неожиданно дверь камеры ржаво заскрипела, приоткрылась…
По Денежному переулку Фома спустился вниз к Болотной набережной, медленно, боком обошел дом с крыльями флигелей, затаился под окнами. На мгновение Лиза проявилась в дрожащем мороке стекол, исчезла, снова выплыла, уже другая. На ней было длинное платье, спадающее складками. Шею обвивал желтый шарф. Болтающие концы шарфа переплелись. Что-то звякнуло, покатилось. Скрипнула, приоткрылась дверь. Лиза вышла на террасу.
Фома окликнул ее.
Лиза с удивлением и беспокойно посмотрела на незнакомца в клетчатом пиджаке.
— Боже мой, вы?.. неужели это вы?..
— Я, вот… — Фома принужденно улыбнулся и протянул ей пионы.
— Какое чудо… — Лиза прижала пионы к щекам, пряча темные с зеленым отливом глаза. Лицо ее горело. Около часа они ходили по улицам. Их неотступно преследовала тень агента…
Небо уже начало выцветать, когда Лиза и Фома вернулись к дому с крыльями флигелей. Лиза поднялись на террасу, и потерялась в цветах. На террасе повсюду были цветы, пурпурные, с черными улыбчивыми глазами. Плющ карабкался и по столбам, и по балкам.
— Мы еще увидимся?.. — спросил Фома, думая о чем-то дозволенном и недозволенном.
— Завтра я не смогу… если только в четверг, на приеме у Графини… а вы милый… — Лиза завила ему кудри наподобие гиацинта и рассмеялась русалочьим смехом. — Ну, я пошла…
Фома проводил ее взглядом, постоял, ожидая, когда вспыхнет свет в ее окне.
Мимо прошел Иосиф. Фома невольно съежился. Лицо Иосифа просто поразило его…
Всю ночь Фома пил разбавленное водой вино и что-то писал…
В окно заглянуло утро, блеклое, обещающее зной и духоту. Фома невольно потянулся и глянул в окно. С криком над террасой пронеслись ласточки, ловя тополиную моль. Он подошел к окну, загляделся, рассеянно отрывая засохшие листья герани, вдруг с криком зевнул.
