— Нет, я учитель, а что?..
— Вы так одеты… — Девочка облетела его взглядом, улыбнулась самым дном глаз.
— Кажется, вы понравились этой легкомысленной особе… проходите, думаю, прежде всего, вам надо выпить и выспаться… — Марк накрыл длинный, выскобленный стол. — Садитесь… — Моисей сел. Лиза забралась на колени к отцу, сидела молча и о чем-то думала…
Бархатистые ярко-красные и пунцовые глубокого тона лепестки, словно одушевленные, разлетались вокруг нее. Внезапно вырвавшись от отца, она перебралась на колени к Моисею. Он обратил внимание, какие у нее тонкие и красиво очерченные руки. Она откинула голову, заглянула ему в лицо, как бы спрашивая: «Я тебе нравлюсь?..» — Держалась она так, словно давно его знала. Марк напомнил ей, что уже поздно и пора спать.
— А вы милый, когда мы с вами еще увидимся?..
Эти довольно редкие встречи с Лизой были спасением от жизни и реальности, в которой он задыхался.
Иногда она прибегала даже среди ночи.
«Как она была мила… слишком мила и глупа… и ревновала меня… — Он улыбнулся своим мыслям. — И за что мне выпало такое счастье?.. — Шевельнулось чувство, подобное раскаянию, что-то стыдное, когда он вспомнил подробности той душной и дождливой августовской ночи. — Она же была совсем девочка… я не должен был заходить так далеко…» — Он не понимал и даже не догадывался, что не он, а она вела эту игру.
Марк познакомил Моисея с Иосифом, который помог ему выправить нужные документы и нашел работу, правда, в другом городе.
Прошел год или два.
Как-то вечером в дверь просунулось лицо соседки, которой он иногда читал некоторые главки из романа. Она жила с дочкой, работала секретаршей в издательстве и почти целиком тратила свое небольшое жалование на нее. Моисей всегда защищал ее, когда о ней судачили. Говорили, что она встречается со многими мужчинами, но о замужестве не думает.
— Тебе принесли какое-то странное письмо… — сказала соседка.
Моисей слегка покраснел. Это было второе письмо от Лизы. В первом письме она писала, что сходит с ума, и с трогательной наивностью просила его приехать, так как она по слабости здоровья (ее мучили приступы астмы) вынуждена сидеть дома и кормить желтых муравьев.
«Я понимаю, тебе далеко ехать, Бог знает куда, на другой конец света… и погода просто ужас, но мне скучно без тебя… не приписывай себе дурные и подлые мысли, несколько дней поживешь у нас, в этом нет ничего неприличного и ты никого не будешь стеснять… не понимаю, почему мы заставляем страдать друг друга… если ты не приедешь, я буду думать, что ты нарочно делаешь мне больно…» — Последнее слово расплылось от слез. Моисей прикрыл лицо рукой и вдруг увидел ее и так ясно. Поцеловав одну за другой ее сопротивляющиеся руки, прядку волос на шее, кончик горящего уха, он опомнился. Взгляд его скользнул по голым стенам, наткнулся на пыльный букет цветов, оставшийся от ее прошлого посещения. Как будто чего-то опасаясь, он надорвал конверт. Сердце захватывало от волнения. Из конверта выпала фотография. На фотографии она была точно такая же, какой он видел ее в своих снах, и платье с небольшим декольте, и изгиб рук, шеи, и очерк лица.
— Ну и что?.. что она пишет?.. — Моисей обернулся и увидел соседку. Она все еще стояла в дверях.
— Все хорошо… — пробормотал Моисей и слабо, чуть заметно улыбнулся.
Прошло еще несколько лет. Как-то перед отъездом в Среднюю Азию Моисей зашел к Марку. Дверь была открыта настежь. Некоторое время он толкался среди гостей, рассматривал картины Марка, странные, как обман зрения. Марк их называл впечатлениями. Утонченные золотистые силуэты деревьев, цветы, хрупкие бабочки и все это среди света и неустойчивых теней, отбрасываемых облаками, из которых время от времени выглядывало бледное с синевой и тонко выписанное лицо Лизы. Пейзажи менялись, как отражения одного и того же отблеска.
— А Марка нет, он теперь редко здесь бывает… пропадает в мастерской… или в театре… — услышал Моисей шепот Лизы и обернулся. В черном платье с разводами, переменчивая и прелестная, она казалась призрачным существом. — Чему вы улыбаетесь?..
— Вспоминаю ту ночь, помнишь, какой ты была тогда… да, время идет… — Он мельком глянул в зеркало. Губы серые, глаза ввалились.
