Джим слышал, что и Блэкуэлл, и Бак Дьюк ведут переговоры с представителями Бонсака. Но в разговоре он ни разу не упомянул о таинственном исчезновении кого-либо из жителей Дерхэма — это значило, что Нэйт, по всей вероятности, так никогда и не узнает, кто были те двое, которых он убил.
Они с Джимом сытно пообедали свиными отбивными с вареной ботвой репы в баре «Дикси», где работала Дорина. Она принесла им полные тарелки, и Нэйт обменялся с ней парой-тройкой шутливых реплик, соглашаясь, что зимние холода повышают у мужчин аппетит, что Рождество всегда наступает так быстро, что застает тебя врасплох и что Джим сделался заправским щеголем с тех пор, как поступил на работу в магазин.
— А она у тебя видная женщина, — заметил он, когда Дорина отошла от их стола.
— Это точно! — согласился Джим и нагнулся к уху Нэйта. — Между прочим, у нее есть подруга, которая была бы не прочь познакомиться с кем-нибудь из моих друзей. Ее зовут Джули. Она весьма приятная девица, хорошенькая, как картинка, и очень чистоплотная.
— Спасибо, Джим, спасибо, но нет. Странное дело — когда берешься по-настоящему вкалывать, тебе уже не до женщин.
— Черт меня побери, Нэйт, это, пожалуй, самая печальная история, какую я слышал в жизни!
— И потом, Джим, у меня ведь есть жена.
Джим покраснел. Присутствие Чесс и даже упоминание о ней отчего-то всегда вгоняли его в краску.
Нэйт наклонил голову, чтобы спрятать невольную улыбку. Но желание смеяться тут же пропало. Он вел себя нечестно по отношению к Чесс. Он обещал ей ребенка, но ничего не делал для этого вот уже почти полгода.
После обеда он купил ей подарок в магазине Энджира. Это была яркая картонная открытка для поздравления с Рождеством — по словам Джима, партию этих новомодных штучек только что доставили в магазин по чертовой железной дороге.
— Положи ее в расписную жестянку с конфетами, — сказал Нэйт. — В ту, на которой нарисован младенец Иисус в яслях.
Ночью он приподнял ее ночную рубашку. Чесс раздвинула ноги, чтобы он мог войти в нее.
— Обними меня за шею, лапушка, ну, ты помнишь, и все будет хорошо, — пробормотал Нэйт.
Чесс с силой оттолкнула его.
— Не называй меня лапушкой! — крикнула она. — Никогда не называй! — В ее ушах звучал мечтательный голос Элвы, предающейся сладким воспоминаниям. — Я терпеть не могу это слово!
Он не мог взять в толк, отчего она злится. Наверное, она стала бояться после того, как потеряла Фрэнка.
— Ты хочешь сделать еще одного ребенка, Чесс?
Она слышала беспокойство в его голосе, видела недоумение на его освещенном луной лице.
— Да, хочу. Но я хочу, чтобы ты называл меня по имени.
— Хорошо, Чесс. Держись за мою шею, Чесс. Обещаю — я не сделаю тебе больно.
Она обняла его за шею и закрыла глаза, чтобы лучше прочувствовать краткие мгновения близости и обладания.
* * *
На Рождество она преподнесла ему матрас, набитый стружками. От него шел свежий, чистый аромат; он принадлежал только им двоим, и Чесс наконец смогла забыть об Элве.
Зверовидного великана, подряженного работать на мельнице, звали Бобби Фред Хэмилтон, но Нэйт обращался к нему не по имени, а по прозвищу — «Солдат». У него была окладистая, густая, с проседью борода, благодаря которой он казался еще огромнее и страшнее. В первый же день работы он выяснил, что Чесс — дочь офицера, воевавшего в армии генерала Роберта Эдварда Ли, и с этой минуты стал ее рыцарем и почтительным слугой.
Сам Бобби Фред сражался под командованием Нэйтена Бедфорда Фореста, и когда он рассказывал о смерти своего генерала в 1877 году, у него перехватывало горло. Но его голос становился звучным и звонким, когда он повествовал о славных днях кавалерийских налетов на вонючих чертовых янки в теннесийских холмах — «ох, мэм, простите за грубое слово, как-то сорвалось с языка». Чесс слушала его часами, сидя на каменной ступеньке крыльца под бледными лучами зимнего солнца. Теперь по мосту редко грохотали фермерские повозки: Рождество прошло, праздничных пирогов и печений больше не пекли, поля были схвачены морозом, а дороги превратились в ледяной каток, опасный для лошадей. Бобби Фред жил в трех милях от мельницы, на ферме своего двоюродного брата, и ходил на работу пешком. Когда он приходил на мельницу, его борода была покрыта инеем.
