Но Нэйт победил.
Затем началась кропотливая работа по выполнению всех деталей соглашения об англо-американском коммерческом альянсе, и вскоре Чесс и Гасси заметили, что в семейном кругу Нэйт начал все чаще и чаще раздражаться и выходить из себя.
— Мне до смерти осточертело, что для решения любого, самого пустякового вопроса мне приходится устраивать по восемь заседаний комитета! — вдруг заорал он как-то вечером, когда семья сидела за обедом.
Гасси подняла глаза от своей тарелки.
— Папочка, а почему ты не можешь просто взять и сказать им всем, что делать? Ведь ты же босс?
Нэйт посмотрел на Чесс и расхохотался.
— «И малое дитя будет водить их», — процитировал он пророка Исайю[53].
— Я не малое дитя, — возмутилась Гасси.
— Ну, тогда ты царь Соломон, — уступил ее отец. — Я завтра же последую твоему мудрому совету и снесу несколько голов. Это лучше, чем разрубать надвое младенцев. Да и полезнее.
Ожидая разъяснений, Гасси посмотрела на мать, но Чесс так хохотала, что не могла вымолвить ни слова.
* * *
Несколько недель спустя она напомнила мужу этот эпизод, но на этот раз ей было не до смеха: в ней все клокотало от ярости.
Поначалу она была спокойна. То, что сообщил ей Нэйтен, отнюдь не было для нее новостью.
— Чесс, мне надо сказать тебе кое-что такое, что я готов был бы отрезать себе язык, лишь бы не говорить тебе этого: ребенок Лили — мой. Я его отец. О, Господи, Чесс, как я себя ненавижу!
— Нэйтен, я отвечу тебе точно так же, как ответила Лили, когда она явилась ко мне и, раздуваясь от важности, объявила эту новость. Нет никакого способа узнать наверняка, кто отец: ты или Гидеон, и для всех будет лучше считать, что это ребенок Гидеона.
— Она приходила сюда? И говорила об этом с тобой? О Господи Иисусе, я жалею, что так случилось.
Голос Чесс зазвучал резче.
— Перестань, Нэйтен. Кого ты и впрямь жалеешь, так это себя. Мне тоже тебя жаль, но я не желаю, чтобы ты приходил ко мне с проблемами, которые создал для себя сам.
Ты не можешь выбросить Лили из своей жизни. Я это знаю, и она это знает, и ни на минуту не дает мне об этом забыть. Думаешь, мне приятно каждое воскресенье высиживать эти кошмарные обеды у твоей матери? Лили так самодовольно ухмыляется, глядя на меня, и так беззастенчиво подольщается к твоей матери, что меня просто тошнит.
Но сверх этого я уже ничего не стану терпеть. Я не собираюсь выслушивать ни твои жалобы на жизнь, ни твои извинения.
Нэйт сжал голову руками и застонал.
— Теперь все стало еще хуже. Из-за ребенка.
— К черту ребенка, и давай раз и навсегда прекратим этот разговор.
Она встала; если она сейчас же не уйдет, то, пожалуй, не сможет сдержаться и ударит его.
— Но, Чесс, ведь этот ребенок — мальчик.
Чесс резко повернулась к нему, и, понизив голос, четко выговаривая слова, произнесла:
— Что… ты… хочешь… этим… сказать?
Чесс поднял на нее взгляд. Глаза у него были красные, воспаленные.
— Чесс, каждому мужчине хочется иметь сына. Наследника, который будет носить его имя и продолжит его дело.
Тут Чесс не выдержала и в бешенстве закричала:
— Как ты смеешь? КАК ТЫ СМЕЕШЬ?! Так ты думаешь, что Гасси хуже какого-то мальчика, что мальчикам она не ровня? А скажи на милость: кто подсказал тебе, что делать, когда ты до того запутался в совещаниях и заседаниях, что перестал соображать? Да если уж на то пошло, кто был твоим компаньоном, когда тебе приходилось туго и надо было работать день и ночь? Разве им был мужчина? Отвечай — мужчина? Нет, им была я. Я создавала «Стэндиш сигарет компани» наравне с тобой и сделала для нее не меньше твоего. Я работала столько же, сколько и ты. А ведь я не мужчина, Нэйтен, хотя ты этого никогда не замечал. Я женщина. Твоя дочь тоже скоро станет женщиной. И у нее больше отваги и больше мужества, чем у любого мальчика на свете.
Да как ты смеешь распускать нюни по поводу какого-то там младенца — будь он твой или не твой — только потому, что он мальчик? В то время как у тебя есть такой чудесный ребенок, как Гасси, которая любит тебя всей душой? Если ты отнимешь у Гасси хоть одну-единственную минуту твоего внимания, чтобы отдать ее ребенку Лили, я убью тебя, Нэйтен. Тебе ясно?
