Прошло еще несколько минут, и мое общение с девственной природой было вновь прервано на этот раз появлением из леса Эдгертона, который, подойдя к почтовому ящику и тоже озираясь, быстро открыл крышку, достал конверт Фредди и перочинным ножиком принялся его вскрывать.
Я вышел из укрытия.
— Эдгертон, чем это вы занимаетесь?
От неожиданности он выронил конверт, приготовился было сбежать, но, узнав меня, остался на месте.
— А, это вы, сэр.
Я поднял конверт.
— Объясните свое поведение, Эдгертон.
— Дело в том, сэр… — Он облизал губы. — Я предположил, что мистер Мередит и есть тот человек, который посылает вам куклы. Я хотел разоблачить его… с поличным. Если можно так выразиться. Доказать, так сказать, что он письменно переписывается с этой колдуньей и поручает ей посылать вам зловещие символы.
Я осмотрел конверт. Он был адресован сержанту Пуше.
— Неужели вы подозреваете, что Пуше — сообщник Фредди по колдовству?
Эдгертон сконфузился и пробормотал в свое оправдание:
— Мне приходилось слышать, что за маской цивилизованности нередко может скрываться существо, живущее по законам джунглей. Или что-то в этом роде. Я не понимаю, почему нельзя подозревать полицейского?
Поскольку конверт уже вскрыли, я вынул из него тонкий листок бумаги. На нем было напечатано без подписи следующее: «Удалить пулю из трупа — это еще не значит установить причину смерти. Почему бы не сделать полное вскрытие тела?».
Эдгертон прочел текст, глядя через мое плечо, и спросил:
— Что имеет в виду мистер Мередит?
Я молча вложил листок в конверт и опустил его во внутренний карман пиджака.
— Вы не собираетесь отправить это по адресу, сэр? — воскликнул Эдгертон.
— Нет.
Сержант Пуше вновь допрашивал нас в этот день и на следующий. Несомненно, он подозревал, что Орвилл был убит, но доказательств ему явно недоставало.
Во время другой вечерней прогулки я случайно встретился с Амантой. Мы вместе направились к особняку, и после нескольких ничего не значащих фраз я неожиданно для себя спросил ее:
— Правда, что вы провели какое-то время в тюрьме?
Это, разумеется, был неуместный вопрос, что иногда типично, к сожалению, для моего поведения, и, задав его, я подумал, что она не удостоит меня ответом. Но ошибся.
Она некоторое время наблюдала, как играет ветер космами ив, и затем сказала:
— Да, это правда. Я призналась, что убила моего мужа.
— Почему?
— Из-за его денег, конечно. — Она холодно посмотрела на меня.
Я улыбнулся.
— Вы меня не поняли. Меня особенно не интересует, почему вы убили. Я хотел спросить, почему вы признались? Мне кажется, вы вполне способны подготовить и осуществить «безупречное» убийство. Думаю, что у вас хватило бы ума все сделать так, чтобы вас не арестовали, по крайней мере, не разоблачили.
— Становится довольно прохладно, — заметила она, подняв воротник пальто и давая понять, что разговор ей неприятен. Однако это меня не остановило.
— Чтобы удовлетворить мою излишне навязчивую любознательность, ответьте: вы действительно отравили вашего мужа?
— По-моему, я довольно ясно вам сказала: я призналась в убийстве.
— Уважаемая Аманта, не уходите от ответа. Да, вы признались в убийстве. Мне просто интересно узнать, соответствует ли истине это признание?
Она молчала, пока мы не подошли к входной двери.
— Если я вам скажу, что я не давала яд моему мужу, вы спокойнее будете выпивать ваш традиционный стакан апельсинового сока?
— Речь идет о более важном.
— Я провела четырнадцать лучших лет моей жизни в тюрьме. — Слезы увлажнили ее глаза. — Не кажется ли вам, что теперь жизнь дает мне право на убийство? Или на два убийства? Или на три? — Тут она улыбнулась, обнажив в темноте безукоризненные зубы. — И я достаточно умна, чтобы не наделать ошибок, не так ли?
На следующее утро, когда я поднимался после завтрака из-за стола, я поморщился.
— В чем дело, сэр? — участливо спросил Эдгертон.
— Я почувствовал странную боль в пателле.
Дворецкий поставил посуду на поднос.
— Могу я вам помочь, сэр?
— Нет. Возможно, нет ничего особенного. — Я зажег сигару. — Думается, мне лучше прогуляться по саду.
Я спустился вниз, но, вместо того, чтобы направиться в сад, завернул в библиотеку. Там никого не было. Я выбрал угол потемнее, уселся в кресло и стал ждать.
