...Мой разум умирал, но страх ладьею
Владел – и вел ее, вместо меня.
Мы белизной занявшегося дня
Одни омылись: нас дышало – двое.
В надменности безжизненного мира
Кротчайшие остались – я и Пирра.
Но голос крикнул:
– Более не плавай! —
И жилистая синяя рука,
Поставив под ладью Парнас двуглавый,
Держала нас.
Седого двойника
Я в зеркале волны узрел.
И холод Пробрал меня: доселе был я молод...
Но загудел могучий рог Тритона —
И спало море, гору обнажив.
Молчанье. Ни движения, ни стона.
Мы огляделись – может, кто-то жив?!
Но нет!.. И в отсыревший храм Фемиды
Вошли мы, задыхаясь от обиды:
– Увы, богиня! Род наш уничтожен!..
Я дряхлым стал от взглядов страшных рыб,
И мы уже детей родить не сможем!..
Но – Голос:
– Если б, головы покрыв,
Вы на одеждах пояс распустили
И стали б кости матери за спины
Бросать, – ваш род продлился бы...
В сомненье
Стояли мы: как мертвых вынимать Из гроба?...
И собрали мы каменья,
Как кости той, что всем живущим – мать.
Из них восстали юноши – за мною,
А женщины – у Пирры за спиною...
Мы их творили – голову покрыв
И пояс распустив:
С тех пор – в затменье
Их ум!
И ни единый их порыв – Не сдержан!
И сердца у них – каменья!..
И если смыт потопом прежний род,
То этот род – какая кара ждет?!..
Ты, к лучу, словно к столбику,
Привязавший коня —
Темно-белое облако,
Оглянись на меня!
Над бегущими градами
Ветер страхом прошит:
Ты скакал – и выглядывал
Тех, кто меньше спешит,
Кто, дорогой недолгою
Проходя Царство Здесь,
Улыбнется вслед облаку
Меж губами небес...
Над спешащими весями
Властно двигался ты,
Чтобы молча невесть кому
Знак подать с высоты, —
Ведь, порывами сломленный,
Словно тополь зимой,
Разговора с Бессонными
Недостоин земной...
Объяснялись не знаками
Прежде братья твои —
С нами пели и плакали
И вступали в бои,
Но любое побоище
Увлекает нас вниз... Подожди...
На кого еще? – На меня оглянись.
Я из тех – зачарованных
И неспешных, увы,
Вкрадчив шаг вечеров моих,
Вечна поступь травы.
Я отверг не из гордости
Бег, погоню, почет:
Ты же сам смертной скорости
Облака предпочел!..
