Никакого добра вилюйские комиссары скопить не успели. Беречь было нечего. А ценности, которые прячет местная буржуазия? Врагам Советской власти она их уступит с радостью.
Уосук вспомнил о том, что Бодайбинские прииски расплачивались с Разбогатеевым золотом. Он взял двух красноармейцев и пошел к купцу.
— Добро пожаловать, сынок! — ласково пропел Разбогатеев, но глаза его смотрели неприязненно и холодно. — Что ж ты не заходишь? Лишь солдат на постой устроил. А от них, сам понимаешь, радость маленькая… Варвара! Накрывай на стол!
— Гражданин Разбогатеев, мы пришли не в гости.
— Зачем же? Скажите! Сделайте милость! — насмешливо поклонился Разбогатеев.
— Решено реквизировать у вас три пуда золота.
Купец побледнел.
— Ты что, Иосиф! Очнись! Какое золото? — воскликнул он. Откуда у меня золото?
— Николай Алексеевич, не лгите. Мне известно, что золото у вас есть.
— Да хотя бы и было… Зачем оно тебе?
— Золото нужно не мне, а народной власти.
— Ах, власти? А о том, что меня под корень рубишь, ты подумал?
— Советская власть не забудет вашей услуги.
— Да что ты твердишь мне о своей власти! Вся Сибирь под чехословаками, а ты — Советская власть! Лучше подумай о своей шкуре!
Уосук вздрогнул.
— Откуда вам известно о мятеже?
— Да уж известно…
Варвара с подносом, на котором стояла бутылка вина и разные закуски, подошла к столу и вопросительно взглянула на Разбогатеева. Тот с яростью махнул рукой:
— Убирайся!
— О себе я позабочусь сам. А золото вам все равно придется отдать, — твердо сказал Уосук.
— Да ты сын мне или не сын? Или уже забыл хлеб-соль мою?
— Нынче повсюду сыновья против отцов идут. Если отцы не идут за сыновьями.
— Не дам золота!
Уосук подал знак красноармейцам:
— Арестуйте его.
Разбогатеев рванулся, но дюжие руки бойцов крепко схватили его за локти. По пути к дому купца Уосук заприметил бесхозный ледник — заброшенный, но с крепкой дверью. Уосук приказал посадить Разбогатеева туда. Через два часа купец поднял крик:
— Освободите меня! Освободите! Я отдам золото!
Уосук молча распахнул дверь. Разбогатеев, шатаясь, вышел и упал.
— Ладно, сынок, — посиневшими от холода губами произнес он, — я тебе еще это припомню…
Отогревшись, он поднялся с травы.
— За мной не ходите. Сам принесу.
В тот же день на пароходе прибыл Исидор.
— Выходит, положение наше критическое? — сказал он, выслушав Уосука.
— Наше с тобой — да. А Советскую власть им не одолеть.
Помолчали.
— Что будем делать?
— Рассуждать некогда. Надо подчиняться приказу: плыть в Якутск.
— Боюсь, Иосиф, что уже поздно. Белые со дня на день будут в Якутске. Я считаю: мы должны двигаться на юг. На Лену выйдем в тылу у белых. А там — или в лес, партизанить, или в Сибирь. В больших городах затеряться легко.
— Конечно, если думать о себе, твой план подходит больше. А я думаю о товарищах, оставшихся в Якутске. Можем ли мы им помочь? Да. Во-первых, у нас немалый отряд. Во-вторых, золото. Оно и в подполье пригодится.
— Какое золото?
— Три пуда реквизировал у Разбогатеева, — сказал Уосук, глядя в сторону.
— А мести его не боишься?
— Семь бед — один ответ, — махнул рукой Уосук.
Пришли командиры рот — Буянов и Котенко. Разгорелся спор: как быть дальше? В конце концов решили разделиться: Иванову и Котенко с одной ротой идти на юг, Токурову и Буянову со второй — на пароходе в Якутск. На рассвете рога Буянова погрузилась на «Громов». Уосук взошел на пароход последним. Он оглянулся на Вилюйск. Город, распахнувший перед ним дверь в широкий тревожный мир, полный неожиданностей и превратностей, спокойно спал. А что его ждет завтра?..
Пароход шел медленно: не хватало топлива. Бойцы время от времени сходили на берег: для ненасытной топки нужны были дрова.
На четвертый день из-за поворота навстречу «Громову» вышли два парохода. На синей глади воды и неба ясно обозначились белогвардейские флаги.
— В ружье! — скомандовал Буянов.
Одно из вражеских судов, угрожающе загудев, прошло мимо вверх по течению и, замедлив ход, остановилось. Другое медленно приближалось к «Громову» снизу.
— Сдавайтесь! Все равно не уйти! — донеслось оттуда.
— Огонь! — крикнул Буянов.
Щелканье винтовочных выстрелов, неумолчная пулеметная дробь… По обшивке застучали пули. Вражеские суда неумолимо приближались — они шли на абордаж.
