Она положила трубку. Вопросительно и с вызовом посмотрела на мужа, который глядел на нее с легкой усмешкой.
— Ты хоть понимаешь, что сама его провоцируешь! — заметил Витторио.
— Ты находишь?
— Уверен. Зачем мучить беднягу? Оставь его в покое, пусть себе развлекается со своими американками и шведками.
— Ну, это уж слишком! Это Федерико не оставляет меня в покое, а не я его.
— Кто он такой? — спросил дядя Эммануэле из своего угла.
— Да так, один из тех, кто… Но слышишь, дядя, Витторио меня же и обвиняет во всем. И потом, Федерико вовсе не такой уж бедняга.
— Я его назвал беднягой, потому что он страдает. Разве не так?
— А-а, очередной воздыхатель, — протянул дядя Эммануэле.
Он налил в бокал немного виски, выудил из ведерка остатки льда и снова с удовольствием погрузился в чтение.
— Нет, тебе бесполезно что-либо объяснять, — сказала Анна Карла мужу. — Порой ты бываешь даже более самонадеян, чем Массимо.
Она встала, чтобы проверить, много ли еще льда в ведерке.
— О, совсем не осталось. Прости, дядя, пойду принесу.
— Спасибо… Подожди минуту. — Он пробежал глазами отчет о финансовом бюджете и взял ее за руку. — И тут фальсификация. Даже бюджет теперь фальсифицируют с полного согласия министерства. Радуйтесь, граждане!… Прости, дорогая. — Он отложил газету и посмотрел на часы. — Спасибо, не надо льда… Завтра я вылетаю в семь утра, и лучше мне пораньше лечь спать… Ну-ка, покажись! — Дядюшка Эммануэле снял очки и снова взял ее за руку. — Аппетитная девочка! Будь я на месте Витторио, я бы, право же, не был так спокоен.
— О, спасибо, дядя! — воскликнула Анна Карла. — Витторио, — позвала она, но тут же махнула рукой. — Пустое дело, когда мне говорят комплименты, его или нет, или он не слышит.
— Что такое? — отозвался Витторио.
— Ничего, ты опоздал… Дядя Эммануэле уходит. Ему завтра в семь улетать… Мы проводим тебя, дядя. Заодно немного прогуляемся. — Она посмотрела на свой довольно смелый вечерний туалет — некое подобие ночной сорочки. — Подождите одну минутку, я только надену что-нибудь более пристойное.
— Нет-нет, — сказал, вставая, дядя Эммануэле. — Провожать не надо, а то и я захочу прогуляться, а мне надо сразу домой.
Он жил совсем рядом, на вилле, которую считал лишь дополнением к своей официальной резиденции в Сольяно, хотя там остались лишь сторожа, собаки и библиотека.
— Ты летишь по делам? — спросил Витторио, провожая его до двери.
— В общем, да. Административный совет в Цюрихе. Честно говоря, мое присутствие вовсе не обязательно. Но при нынешних гнусных временах даже поездка в Швейцарию приносит моральное удовлетворение.
— Охотно верю.
— Дядя, ты был в перчатках? — спросила Анна Карла. — А, вот они! — Она протянула ему перчатки и трость.
— Спасибо, дорогая. — Он наклонился и сперва поцеловал ей руку, а потом расцеловал в обе щеки. — Витторио, до свидания.
Витторио открыл перед ним дверцу лифта.
— Подожди, дядя. Не могу же я тебя отпустить с увядшей гвоздикой. — Анна Карла принесла свежую гвоздику и воткнула ее дядюшке Эммануэле в петлицу пиджака. Бережно поправила ему галстук. — Еще раз спасибо, дядя, за комплимент.
Когда внизу захлопнулась дверца лифта, Анна Карла, прежде чем потушить свет, полюбовалась собой в зеркале.
— Аппетитная девочка, — сказал Витторио.
— Ага, значит, ты слышал? — засмеялась Анна Карла. — Никогда не встречала большего притворщика.
Анна Карла потушила свет, и они пошли в спальню.
— А я — большей кокетки.
— Кокетки? Неужели… Ой! — приглушенно вскрикнула она. — Витторио, не надо, подожди… пуговицы!…
4
— О чем ты думаешь? — спросил Лелло во тьме.
— Так, ни о чем… сам не знаю…
Бедный Лелло с трепетным волнением надеялся, что он только о нем одном и думает. С самого утра и до позднего вечера.
— Ты меня любишь?
— Нет.
— Правда не любишь? — простонал Лелло.
— Глупец… Разве об этом спрашивают?
— Тогда почему ты не хочешь сказать?
— О чем я думаю?
— Да, и об этом.
— Я же тебе ответил: ни о чем.
— Только не лги.
Конечно, он солгал. Он думал о том, что местность в Монферрато холмистая, а это затрудняет использование тракторов. Крестьяне там до сих пор пашут на волах или на быках. А неизменные спутники и тех и других — мухи, стаи мух.
