Поведение Сантамарии импонировало Массимо. В знак признательности он подкинул комиссару гипотезу:
— Признаться, мне жаль, что его убили. В сущности, он, бедняга, был нам обоим удобен.
— Кто, Гарроне? Но вы же сами сказали, что почти не были с ним знакомы! — воскликнул Сантамария.
— Вот именно. Но наберитесь еще чуть-чуть терпения, и пусть вас не смущают внешние несуразности в рассказе. Так вот, стоило нам с Анной Карлой заговорить о Гарроне, как мы принимались вносить коррективы в прежние оценки, от чего-то отказывались, что-то признавали справедливым.
— Одним словом, Гарроне был сложным, интересным человеком?
— Вовсе нет, — возразил Массимо. — Гарроне как такового вообще не существовало. Его выдумали мы с Анной Карлой, вытащив его из чащи глухого, однообразного и в то же время уникального в своем роде туринского полусвета. Он был полуфигурой в полупровинциальной среде, одним из тех характерных «полу», которые встречаются в самом подозрительном окружении и которых везде полно, не меньше, чем на любой выставке скульптур герцогов и принцев савойской династии.
— Своего рода… маска комедии? — предположил Сантамария.
— Нет, не совсем. Турин под сенью «Фиата» стал слишком обширен, хаотичен и злобен для добродушных масок диалектального театра.
— Значит, он был… фигурой символической?
— Тоже нет. Для этого Турин еще не стал достаточно крупным и космополитичным городом…
— Что верно, то верно, — подтвердил Сантамария, даже сейчас не проявив нетерпения. — Но простите, в каком смысле Гарроне был вам удобен?
— Ну, видите ли, мы использовали…
— Вы и синьора Дозио?
— Да, мы использовали в своих целях многих людей.
— В каких именно?
— Для своего приватного театра. Мы брали заурядных людей, превращали их в колоритные, оригинальные фигуры, какими они на самом деле не были. Все вместе они служили нам как бы…
— Для маскарада? — подсказал Сантамария.
— Совершенно точно. И каждый из этих персонажей служит нам примером, вернее, как бы примером «против» чего-либо. Понимаю, вам это кажется слишком сложным, но…
— Да нет, пожалуй, все ясно. Каждый из этих персонажей служит вам примером отрицательным, примером того, чего надо избегать.
— Вот именно. Но не с точки зрения моральной. Скорее, в сфере эстетики.
— О, в этой сфере я, увы, профан, — признался Сантамария.
— Неважно. Возьмем, к примеру, профессора Бонетто. Вы с ним знакомы?
— Нет… но слышал о нем.
— Так вот, это тоже одна из полуфигур, с которыми вас рано или поздно сводит случай.
— А кто он, собственно, такой, этот Бонетто?
— Это не имеет значения. Один из модных теперь экспертов, которых в Турине развелось великое множество: эксперты по проблемам молодежи, по проблемам Юга страны, по народному театру… Бонетто же — знаток Америки. Эксперт-американист. Но не это нас интересовало. Мне и синьоре Дозио он служит для сравнений прежде всего в сфере одежды. Допустим, я говорю: «У него носки а-ля Бонетто», и Анна Карла сразу понимает, что я имею в виду.
— Ясно, — не теряя присутствия духа, кивнул Сантамария. — Ну а Гарроне?
— Гарроне? Видите ли, это случай более сложный. Скажем, Бонетто служил нам для сравнения одежды знакомых и друзей. А Гарроне — для…
— Для «Бостона»? — подмигнув собеседнику, предположил Сантамария.
— И для этого тоже. Гарроне, да простит ему господь, очень заботился о безупречном произношении иностранных слов. По крайней мере мне так казалось.
— Казалось? А точно вы не знаете?
— Господин комиссар, я ничего не знаю о Гарроне. Почти ничего. Я разговаривал с ним раз пять, видел всего раз десять, а может, и того меньше. Но в нашем с ней приватном театре, — тут он показал на письмо Анны Карлы, — Гарроне «выступал», нет, не каждый день, тут Анна Карла преувеличивает, но очень часто, что, впрочем, не означает…
Он умолк, раздраженный тем, что «объяснение» превратилось в допрос, где ему невольно приходится защищаться. Сантамария поспешил прийти ему на помощь, заявив, что заранее уверен в его абсолютной непричастности к убийству.
Синьор Массимо Кампи пожал плечами и добавил, что следует сделать различие между Гарроне-человеком (а он-то и интересует полицию) и Гарроне — персонажем приватного театра. Этого последнего он однажды создал и постоянно добавлял какую-либо черточку, хотя с подлинным Гарроне был знаком лишь шапочно.
