А тот молчал, и молчание это было томительно долгим для обеих сестер. Наконец он обратился к Де Пальме:
— И все-таки я до сих пор… не понимаю смысла шутки. А ты?
— Нет, Сантамария. Честно говоря, я тоже не понимаю.
Сантамария повел свернутым в трубку проектом в сторону синьоры Табуссо.
— Не согласитесь ли вы, синьора, разрешить наше недоумение? Быть может, мы чего-то не знаем.
Синьора Табуссо старалась показать себя любезной хозяйкой дома.
— Это из-за долины, — растягивая слова, пояснила она. — Из-за долины проституток. Раньше там протекал ручей, небольшой горный ручеек, который сверху стекал в долину. Постепенно он расширялся, образуя целое озерцо, и вот там устроили общественную прачечную. В том месте до сих пор вокруг валяются камни.
— Там, где мы прошлой ночью нашли сумку?! — воскликнул Сантамария. — Значит, это и есть «хорошие камни»?
— Да, — сказала синьора Табуссо.
— В том месте было очень удобно стирать белье, сидеть в тени и полоскать его в чистой воде, — пояснила синьорина Вирджиния. — Поэтому плохая прачка и оправдаться никак не могла.
— А, вот в чем дело! — сказал Де Пальма.
— Но кто знает, может, все прачки были… плохими, ленивыми. И клиенты в насмешку так назвали это место, — высказал предположение Сантамария.
— Или же прачки назвали его так в знак протеста, — сказал Де Пальма. — В те времена их беспощадно эксплуатировали, вот они и мстили хотя бы злой шуткой.
Синьора Табуссо смотрела на него, покусывая губу.
— Возможно, — с вызовом сказала она.
— «Ле буне пере», — старательно повторил Де Пальма. — «Ле буне пере»… Хорошее название, красивое. Жаль только, что смысл шутки потом стал непонятен. Что произошло? Кто-то неверно списал название вашего владения, синьора? Точнее, неправильно его перевел?
— Конечно, — подхватил Сантамария. — И виноват тут какой-нибудь чиновник земельной управы, который не знал диалекта. А уж когда такая ошибка допущена, потом ее уже обычно не исправляют. И навсегда о ней забывают.
— Должно быть, он был южанин, — предположил Де Пальма.
— Да, скорее всего, южанин, — со вздохом согласился Сантамария.
— Однако старому Пьемонту не откажешь в остроумии! — сказал Де Пальма.
— Вы находите? — обрадовалась Вирджиния. — Знали бы вы, сколько у нас есть прекрасных пословиц и поговорок. Живых, необычных. Взять, к примеру, пословицу об ослах Кавура…
— Простите, что я вас перебиваю, — сказал Де Пальма. — Но мне ужасно захотелось вновь взглянуть на бывшую общественную прачечную. С точки зрения… исторической. Вы не проводите меня, синьора?
Он поднялся, секунду спустя поднялась и синьора Табуссо. У дверей она повернулась к сестре.
— Вирджиния…
Видимо, хотела что-то добавить, но потом пожала плечами и решительно направилась во двор в сопровождении Де Пальмы и верной собаки.
— А я, синьорина, тем временем охотно осмотрел бы дом, — почтительно сказал Сантамария. — Он не памятник национального искусства?
— О что вы, что вы! — воскликнула Вирджиния. — Это всего лишь старый сельский дом с флигелем.
— Потолок просто великолепный, — заметил Сантамария, глядя на лепные украшения в стиле барокко. — Ив других комнатах такие же удивительные потолки?
— Если это вас интересует, идемте, я покажу.
Сантамария прошел вслед за нею во вторую гостиную, вдвое больше первой. Мебели в ней почти не было, казалось, будто всю ее занимает огромный камин с каменными розами и завитками. Третья, совсем небольшая гостиная была задрапирована камчатной тканью.
— Они, как видите, словно выстроились в ряд, — сказала Вирджиния. — Когда все двери распахнуты, это производит сильное впечатление. Но это и очень неудобно, все комнаты проходные.
— Да, верно. Но наверху коридор между спальнями, наверно, есть.
— О, конечно! Если хотите, я вас и туда отведу. Оттуда открывается чудесный вид, словно на картине.
Картина, представшая взору Сантамарии из спальни Вирджинии, была, однако, весьма унылой. И Альпы, и По, и равнина, и город — все тонуло в сером облаке смога. Сантамария увидел в окно сквозь деревья и кусты «луга», собаку, синьору Табуссо и Де Пальму, которые гуськом спускались к долине. И еще — Лопрести, который стоял возле вишни и курил.
