В конце виа Сакки он, однако, засомневался в обоснованности своих глупых подозрений. Слишком уж это было бы нелепо! Он свернул на проспект Соммейлер и, не торопясь, поехал мимо черных, однообразных зданий этого угрюмого, вечно темного квартала. Движение здесь было одностороннее, и он свернул сначала направо, потом налево, затем снова направо, ускорял и замедлял ход, тормозил и резко срывался с места. И всякий раз за ним с грозной неумолимостью неотступно следовал «фиат-124». Он больше не сомневался, простого совпадения здесь быть не могло — кто-то его преследовал.
Лелло нервно засмеялся. Как ему поступить? Остановиться, выйти и крупно поговорить с этим наглецом? Неплохой вариант. Да, но только не здесь, на этой узкой, почти безлюдной и полутемной улице. Лучше вернуться в центр. Ведь не исключено, что их трое или четверо. Ему совсем не улыбается перспектива быть избитым и ограбленным: у него в бумажнике девять тысяч лир, а на руке золотая «Омега», которую ему подарил Рино… Едва он вспомнил это имя, на душе стало черно. Так вот кто его преследует — Рино, инженер Костаманья! Лелло поразился своей глупости. Как он сразу не подумал о Рино. Где он впервые увидел «фиат-124»? Возле своей службы. А Рино три года назад, когда между ними были близкие отношения, приезжал каждый день и ждал его у входа, не вылезая из машины — тогда это был голубой «фиат-1300». Рино — человек уже немолодой, робкий, замкнутый и в то же время назойливый. Всегда так: в близких отношениях кто-то из двоих страдает. В их случае страдающей стороной был Рино. Особенно с той минуты, как на горизонте появился Массимо.
Успокоившись, Лелло повел машину домой, не обращая больше внимания на своего преследователя. Он словно собачку на поводке вел этого бедного Рино. Сколько труда стоило ему убедить Рино, что между ними все кончено. Рино снова и снова присылал ему записки, подарки, звонил. Лишь бы все это не началось снова!
Лелло поставил машину на виа Бертоле, не оглядываясь, пошел к воротам.
Рино — человек угрюмый и в то же время пугливый, он не вылезет из машины и не побежит за ним следом. Этого можно не опасаться.
Поднимаясь по темной лестнице, Лелло вспомнил, что они познакомились в июне на выставке плаката Балканских стран, и Костаманья вполне мог занести точную дату в свою записную книжку… Вероятно, «годовщина» их первой встречи пришлась именно на сегодняшний день, этим и объясняется неотступное преследование. Бедный, одинокий медведь…
Дома он, не зажигая света, сразу подошел к окну, которое выходило на пьяцца Мадама Кристина. «Фиата-124» не было видно.
Лелло облокотился на подоконник и задумался. Нет, инженер Костаманья не был лишь случайным, ничего не значащим эпизодом в его жизни. Их отношения отличались нежностью и глубиной чувств и были беспрестанным диалогом (в духовном смысле слова, ведь Рино не отличался красноречием) и поражали его самого частой сменой эмоций. Он очнулся от грез, поднялся и с печальной улыбкой на лице ощупью направился к полке с пластинками, зажег ночник и стал искать Шестую симфонию Бетховена. Сколько раз, положив голову другу на колени, он слушал вместе с Костаманьей эту прекрасную симфонию. И сразу на него нахлынули воспоминания, радостные и грустные. Как часто они вместе слушали музыку! Рино был фанатиком симфонической музыки, особенно он любил Бетховена. И очень сокрушался, что так и не научился играть ни на одном музыкальном инструменте, бедняга.
Он включил проигрыватель и растянулся на ковре.
Внезапно в нежные звуки арф ворвался резкий металлический стук в дверь. Лелло вздрогнул и слегка приподнялся.
Вот что случается, когда поддаешься нежным чувствам и живешь в старом доме, где парадное никогда не закрывается! — с тоской подумал он. Рино поднялся по лестнице, послушал у двери и при первых же нотах Шестой симфонии решил, что это музыкальное приглашение к примирению. Лелло хотел выключить проигрыватель, но понял, что так будет только хуже. Пожалуй, разумнее, наоборот, прибавить громкость, чтобы Костаманья решил, будто он не слышал стука в дверь. Но тогда Костаманья не уймется, он ведь такой приставучий.
