Лелло решительно хлопнул рукой по стопке документов.
— Вы случайно не собирались сами их отнести? — спросил он.
Фольято притворилась, будто удивлена его вопросом.
— Что? Ах, я! С чего вы взяли?
Лицо и шея у нее побагровели от с трудом сдерживаемой ярости. Кому приятно терпеть поражение! Но так ей и надо. Если бы она не приказала курьеру наглым жестом отдать документы ей, а честно и откровенно попросила бы уступить ей еще раз очередь, он бы, долго не раздумывая, согласился. Ведь он даже забыл, что должен съездить в мастерскую Дзаваттаро. Ан нет, мадам хотела его обхитрить, воспользоваться его добротой. Ну а единственное, чего он терпеть не может, так это наглости. Наглости и лицемерия!
Лелло нехотя вернулся к статистике дорожного управления. Наконец-то он выбрался из-под стеклянного колпака, и повседневная жизнь с ее мелкими трудностями, которые надо преодолеть, вновь обрела для него смысл.
4
Когда такси подъехало к дому, Сантамария огляделся и понял, что добрался до места. Кампи назвал именно тот номер дома, который красовался над большим полуовальным парадным с двустворчатой дверью из светлого орехового дерева. Рядом стояла, почти уткнувшись в тротуар, ее машина. Когда Сантамария вынимал из кармана кожаный кошелек (подарок Иоле), то заметил, что руки у него совсем потные. Он стал выуживать мелочь, несколько монет упало на сиденье и на пол такси. Собственная нервозность неприятно его поразила.
Между тем, когда Кампи позвонил Анне Карле из бара, все, казалось, произошло самым естественным образом. Визит к Пассалакуа был неудачным? А она вот вчера вечером узнала одну вещь, которая может заинтересовать комиссара. Но это не телефонный разговор. Им нужно повидаться. Найдется у господина комиссара немного времени, чтобы через десять-двадцать минут подъехать к ней? Потом она отвезет его в одно место. Все это займет не больше часа. Нет, название места она не откроет, но комиссара ждет крупная неожиданность. Почему неожиданность? Это пока секрет. А если Массимо хочет все узнать, пусть приезжает вместе с господином комиссаром.
Но у Массимо Кампи были дела в Монферрато, и он не смог поехать вместе с Сантамарией. Он передал Анне Карле, что комиссар готов с ней встретиться, а свое, как он выразился, «нездоровое» любопытство он попридержит до завтра.
Они расстались на стоянке такси, и каждый поехал по своим делам.
Всю дорогу Сантамария, чье любопытство было здоровым, чисто профессиональным, спрашивал себя, куда же его повезет синьора Дозио и что она обнаружила. Интересно, касается ли это открытие Гарроне или какого-нибудь другого персонажа ее «приватного театра»? Он спокойно приготовился выслушать полный неоправданных догадок фантастический рассказ.
Но сейчас перед подъездом старинного палаццо все его спокойствие улетучилось словно дым.
Симпатичная синьора? Да, пожалуй. Синьора — потому что замужем, симпатичная — потому что вызывает чувство симпатии. Но с таким же успехом можно сказать, что он — безупречный полицейский комиссар, Турин — столица автомобильной промышленности и так далее и тому подобное. Одно он знал точно: нравится ему это или нет, но между «безупречным комиссаром» и «симпатичной синьорой» возникли не вполне деловые отношения.
— Вы кого-нибудь ищете?
Сантамария испуганно вздрогнул. Привратница, которая, как и все ее опытные товарки, обладала способностью появляться внезапно, словно из пустоты, рассматривала его с холодным любопытством.
— Квартиру Дозио, — ответил он, с трудом выдержав ее взгляд.
— Третий этаж.
Чувствуя, что в спину ему, как дуло пистолета, нацелены два глаза, Сантамария открыл стеклянную дверь и вошел в подъезд. На дверце лифта красовалась надпись «Лифт не работает». Он стал медленно подниматься по пологим ступеням лестницы. Одолел антресольный этаж и еще медленнее, чтобы не сбить дыхание, поднялся до второй лестничной площадки. Странно, но застенчивость и юношеское тщеславие, которые лет двадцать прятались в самом темном уголке души, точно мыши, вдруг вылезли наружу.
Табличка на одной из двух дверей гласила: «Дозио. Служебный кабинет». На другой двери никакой таблички не было. Сантамария глубоко вздохнул, подавил в себе желание поправить галстук и позвонил. Открыла ему через две-три секунды сама Анна Карла. Она уже стояла в холле, держа перчатки в одной руке и брелок с ключами — в другой. Радостно улыбнулась — было видно, что искренне ему рада. Потом на минуту вернулась в комнату, чтобы взять темные очки и вторую связку ключей, мимоходом погладила по голове маленькую, как две капли похожую на нее девочку, которая выскочила из второй комнаты да так и застыла, разинув рот («Чао, Франческа, смотри веди себя хорошо!»). Щелкнул замок, и они чуть не бегом спустились по лестнице. На улице она долго искала машину совсем не там, где ее оставила, наконец нашла («Ах да, она же тут стоит!»). Со стуком захлопнула дверцу, завела мотор, резко дала задний ход, а затем медленно-медленно, на ходу лихорадочно натягивая перчатки, зигзагом поехала вперед по улице.
