— Я же не осел для продажи!
— Эй!
Дремавший на стуле гестаповец вскинулся, к нему подбежал тощий, как жердь, переводчик и перевел то, что сказал Пирджан.
Гестаповец поднялся и, ядовито улыбаясь, направился к Пирджану, повторяя на ходу:
— Очень хорошо!
Пирджан, вытирая ладонью лоб, улыбнулся. Он подумал, что гестаповцу понравилась его выходка.
Продолжая улыбаться, гестаповец протянул Пирджану правую руку. Пирджан вопросительно посмотрел на переводчика. Тот сделал знак — «поздоровайся!» Но как только Пирджан протянул руку, гестаповец левым кулаком ударил его в подбородок. Пирджан упал и потерял сознание.
Гестаповец взглянул на тех, кто стоял вокруг, наблюдая за его действиями, затем взял у врача спирт и вытер им руки. Оживившись, проговорил:
— Сейчас я проверю храбрость этих туркмен' Солдаты «легиона» должны быть смелыми. Ну-ка, приведите тех, которых собираются отправить на тот свет.
Трое солдат быстро привели двух пленных, тела их были в синяках и кровоподтеках, глаза опухли, из головы сочилась кровь.
Приставив пленных к стене, солдаты отошли метров на десять и, щелкнув автоматами, приготовились.
Гестаповец ударами сапога заставил Пирджана подняться. Затем, дав ему и Джумабаю по пистолету, поставил их против обреченных:
— Вот ваши враги. Это русские коммунисты. Вы — отважные джигиты «туркестанского легиона». Стреляйте в них!
Джумабай и Пирджан молча опустили головы. Немец орал, топал ногами, но они продолжали безучастно держать пистолеты в руках. Тогда гестаповец вытащил пистолет из кобуры и дважды выстрелил. Оба заключенных, согнувшись пополам, упали и лежали теперь, корчась от адских болей в животе. Фашист отлично знал, как страшно мучаются перед смертью раненные в полость живота. Показывая на них, немец сказал:
— Ваши земляки мучаются, им не спастись от этих ран. А вы им можете помочь. Выстрел в голову — и муки прекратятся.
Проявляя фальшивую человечность, фашисты стремились сделать пленных своими соучастниками. Если бы им это удалось, из расставленных сетей было бы уже не выбраться.
— Нет, господин офицер, мы не можем убивать невиновных людей, — проговорил Джумабай, в душе готовясь к худшему.
Гестаповец крикнул солдатам:
— Обоих всю ночь пытать, а утром — расстрелять.
Немца, который хотел проверить мужество Джумабая и Пирджана, вызвал к себе прибывший в командировку из Берлина штурмбанфюрер. Он сидел в кабинете с подполковником.
Гестаповец, затворив дверь, шагнул вперед, резко поднял руку и прокричал:
— Хайль Гитлер!
Штурмбаннфюрер, пренебрежительно махнув рукой продолжал тихий разговор с подполковником. Лишь через несколько минут он взглянул на гестаповца и молча указал ему на стул.
Полный штурмбаннфюрер напоминал мешок с песком. Круглая его лысина, окруженная редким венчиком волос, блестела от пота.
— Как идет запись в «туркестанский легион»? Гестаповец вскочил со стула:
— Мой штурмбаннфюрер. Все пленные из советской Средней Азии готовы преданно служить великому фюреру.
Этот ответ не понравился штурмбаннфюреру, и он злобно скривился:
— Вы пустослов! Отвечайте толком на заданный вопрос.
— К сожалению, мой штурмбаннфюрер, в этом вопросе у нас иногда бывают некоторые недоразумения,— произнес гестаповец.
— Точнее.
— Двое туркменов, которые были рекомендованы в легион, отказались сегодня выполнить приказ.
— Они коммунисты?
— Не исключено. Это подтверждают и диктофон-ные записи. Разговор, который они вели между собой, перевели на немецкий. Может быть, хотите ознакомиться с материалами?
— Не беспокойтесь. Что вы потом сделали с этими двумя пленными?
— Сейчас ими занимаются наши люди. Завтра мы их вычеркнем из списка живых.
— Немедленно прекратите их пытать, а завтра отдайте их в распоряжение господина подполковника, — штурмбаннфюрер сделал жест в сторону сидевшего рядом с ним человека.
— Дайте нам возможность еще немного потолковать с ними! Эти двое туркмен заслуживают смерти.
— Выполняйте приказ.
— Слушаюсь, мой штурмбаннфюрер.
— С завтрашнего дня они оба переходят в распоряжение абвера — военной разведки.
* * *
Начальником лагеря абвера был пятидесятилетний капитан Зиммер. Он был среднего роста, худ, от его волос, зачесанных назад, крепко пахло одеколоном.
