Между тем казачий отряд на рысях шел в город. Самым захудалым казакам досталось взять на коней Аркашку, Ларьку и Николая Ивановича. Казаки вели себя так, будто унижены и оскорблены этой участью, будто в ребятах и особенно в Николае Ивановиче было что-то скверное, нечистое.
Кони скользили по расквашенной дождями и мокрым снегом земле, добираться до города пришлось больше часа. Казаки, с которыми ехали арестованные, еще чертыхались, но и в ругани начинало слышаться естественное любопытство… Тот, кто вез Николая Ивановича, подивился:
- Где ж ты, жид, на коне научился сидеть?
- Я русский, православный…
- Врешь!
- Мой отец - офицер, погиб при переправе через Дунай в последнюю войну с турками…
- А ты с большевиками?
- Я со своими учениками, с детьми! - нахмурился Николай Иванович.
Есаул впереди заругался:
- Эй, с арестованным не болтать!
И больше казак с Николаем Ивановичем не разговаривал. Правда, и не ругался, ехал тихо, молча…
Ларька тоже помалкивал, пока его казак с ним не заговорил. Но у них разговор пошел куда неожиданней.
- Питерский? - сплевывая, спросил казак.
- Из Санкт-Петербурга, - помедлив, с важностью ответил Ларька.
- Выходит, из комиссарских?
Выдержав еще большую паузу, Ларька брезгливо процедил:
- Я сын последнего графа Аракчеева, Илларион.
- Ну да? - усмехнулся казак, оглядываясь на Ларьку. Но все же на всякий случай несколько подтянулся, плеваться перестал…
Ларька молча оскалил зубы. И такая в нем была уверенность, такое сдержанное достоинство, равнодушие ко всему, что с ним сейчас происходит, что, помолчав и еще раза два оглянувшись, казак сипло осведомился:
- Может, впереди желаете сидеть?
- Мне тут удобнее, - холодно отказался Ларька.
Пока Ларька плел какие-то хитрые ходы, еще и ему до конца непонятные, Аркашка ломил напрямую. Не дожидаясь, когда казак с ним заговорит, Аркашка с ходу занялся агитацией. Как будто отвечая на ленивую ругань казака, он вдруг зашумел:
Сарынь на кичку!
Ядреный лапоть
Пошел шататься
По берегам…
Казак подумал и сердито спросил:
- Чего это?
- Стихи, - с готовностью ответил Аркашка. - Про Степана Разина. Есть и про Емельяна Пугачева. Слыхали о таких казаках? - Ответа не последовало, но Аркашка не смутился. - Вот были казаки! Детей, между прочим, не трогали. А бились за волю с самыми свирепыми боярами и генералами! Про вашего есаула и про вас песню никто не сложит!
Казак молча ожег его нагайкой. Аркашка невольно вскрикнул.
- А говорил - никто не споет. - И казак еще огрел его. - Не так запоешь…
Но Аркашка молчал, и казак, свирепея, стегал его по чем попадя.
- Горелов, отставить! - крикнул есаул казаку.
- Слова говорит, господин есаул, - проворчал казак.
- Эдак ты его не довезешь, - по-хозяйски сетовал есаул. - Забьешь раньше времени.
- «Врагу не сдается наш гордый «Варяг»! - заорал Аркашка, отирая кровь. - Пощады никто не желает!»
Но, взглянув на грустное лицо Николая Ивановича и на сердитого Ларьку, Аркашка обиженно замолчал.
Когда они приблизились к городу, казаки стали злее, даже тот, кто вез непризнанного потомка графов Аракчеевых. На въезде в город есаул велел связать арестованных, и казак, который вез Аркашку, воспользовался этим и, злорадно рассматривая лицо мальчика, стянул ему веревки на руках потуже.
- Герой, - усмехнулся Аркашка.
Им велели сойти с лошадей, поставили посередине, так что и впереди и сзади били копытами кони, и погнали в город.
На окраинных улицах людей почти не было, да и те, кто попадался, отводили глаза.
Но чем ближе к центру, тем больше встречалось приличной публики. По улицам прогуливались офицеры со своими разодетыми дамами, улыбались, хвастались: ведь Красная Армия еще отступала… Выглядывали лавочники; какие-то сытые и тепло одетые господа пренебрежительно косились на закоченевших, оборванных ребят и Николая Ивановича, явных жуликов, пойманных где-то с поличным доблестными казаками.
Ларька шепотом сумел поделиться, кем он назвался.
- Почему Аракчеевым? - едва слышно удивился Николай Иванович.
- А черт его знает. Теперь я им подкину, что Олимпиада Самсоновна - бывшая фрейлина вдовствующей императрицы и будет жаловаться самому адмиралу Колчаку, который ее лично знает…
