Увидев дочь, буркнул: «Явилась!» и полез в холодильник за солеными огурцами.
Хлебнув рассолу прямо из трехлитровой банки он, видимо, немного пришел в себя и сообразил, что дочки здесь быть не должно ― жена весь вечер вчера долдонила про последний экзамен. Поставив банку на стол, он уставился на Вику.
– Ты, б… на кого похожа? Во что это вырядилась, а?.. Откуда ты вообще явилась? С б…к, сука дешевая?.. Это у тебя экзамены такие? Этому ты там в Москве научилась? Какая, на …, учеба? Б…во одно!.. Это все ты, ― он ткнул пальцем в жену, ― научила!.. Сама б… и дочь твоя такая же!.. Убью, сука!!!
Он бросился на Вику с кулаками. Рита, как всегда, кинулась принять первые удары на себя, схватила мужа за руку.
– Толя, опомнись, у нас несчастье!
– Несчастье? Небось, изнасиловали?.. Дошлялась! А не х… выпендриваться! Студентка, б…! ― отец отшвырнул жену и опять потянулся к дочери.
Вика сама не поняла, как у нее в руках оказался большой кухонный нож.
– Только тронь, попробуй… ― проговорила она отчетливо с такой решительностью и злобой в голосе, какой сама от себя не ожидала. ― И запомни: никогда больше ты не поднимешь на меня руку, а если увижу, что маму бьешь ― зарежу вот этим самым ножом!
– Сядешь, гнида! ― просипел отец, отступая к холодильнику.
– Отсижу ― выпустят, зато твоей поганой рожи больше не увижу! ― крикнула Вика с надрывом.
– Доченька, что с тобой? ― испугалась Маргарита.
– Ничего!
Вика рванулась из кухни, в коридоре бросила нож на пол и выбежала вон из квартиры.
Слезы душили ее. Она шла куда глаза глядят, лишь бы подальше от постылого дома.
Все, все пропало! Учеба в университете накрылась, рухнули все надежды! Дядя, которого она считала безобидным старым занудой, оказался психованным насильником…
Вика вспомнила голую тушу, которая ерзала по ней, резкий запах одеколона, и ее передернуло от омерзения. И у этого человека она рассчитывала прожить все пять лет!.. Гад, извращенец!..
И что теперь? Опять оказаться в одной квартире с ненавистным отцом? Нет, ни за что!
Ее переполняла злость и обида. Почувствовав, что голова начинает наливаться болью, Вика приказала себе: «Не думать об этом! Забыть, а то опять отключусь!»
Возле гаражей ее окликнули:
– Эй, тезка, привет, куда несешься?
На скамейке сидел Лешка Соколов, однофамилец, но не родственник. Он жил в соседнем доме и окончил школу три года назад.
Кивнув ему, Вика зашагала дальше. Лешка поднялся со скамейки и увязался за ней.
– Ишь ты, какая стала, еле узнал! А чего так вырядилась? Хиппуешь, что ли? Я уж месяц, как дембельнулся, а чего-то тебя не встречал… Чего не отвечаешь-то, а, Вик? ― Он заглянул ей в лицо. ― Э, да ты вся зареванная… С родичами поцапалась? Небось, опять папаша твой чокнутый?.. Не бери в голову! Он же псих, все знают. Ты куда несешься-то?
Вика не отвечала. Она свернула на улочку, застроенную частными домиками, Лешка за ней. Он шел, не отставая, и все болтал и заглядывал в лицо.
Поселок кончился. За ним раскинулся выделенный под покос луг. Вика зашла за первый же стожок и рухнула в сено. Сил не осталось. Еще и полсуток не прошло после первого стресса, а она так сорвалась! А если второй раз подряд впадет в ступор? А вдруг отупение не пройдет? Тогда прямая дорога в дурдом, лечиться…
Лешка присел перед ней на корточки.
– Вик, кончай переживать… Три к носу, как говорится. Хочешь, я твоего папашу отметелю?.. ― он протянул руку и погладил ее по голове. ― Как этот придурок смеет обижать такую славную девочку, такую хорошую девочку, такую красивую девочку…
«А он ничего, ― вяло подумала Вика, ― симпатичный и добрый».
И опять тихие слезы потекли из глаз, стало еще жальче себя.
– Не плачь, Вик, ну чего ты все плачешь?.. ― Лешка присел рядом и обнял ее.
Она невольно прижалась, так хотелось, чтобы кто-то сильный жалел ее и защищал.
– Ну же, моя хорошая, красивая девочка…
Лешка стал целовать ее в глаза, в щеки, в губы… У нее не имелось сил сопротивляться, да и не хотелось. Вскоре она сама целовала и обнимала его…
Все случилось как-то быстро, немного больно, но не противно. Барахтаясь, они вырыли в сене небольшую ароматную нору, и теперь лежали там, обнявшись. Было неудобно, сухая трава кололась.
