— Здорово придумал! — в восторге заорали казаки.
— Не я, — сказал Андрей, — ён! — и показал на Роберта.
— А ты блестяще исполнил. Это гораздо труднее, — заявил Роберт.
Раздались голоса:
— Роберт — казак?
Кто-то крикнул:
— Казак!
— Нет, — вставил Роберт, — меня ещё не приняли.
— Так мы щас, — заорали казаки. — В Бога веруешь?
— Верую!
— И в Богородицу веруешь?
— Верую!
— А ну перекрестись!
Роберт крестится. Не то свечи тускло светили, не то вино слепило глаза, но не заметили они, что крестился он не справа налево, а наоборот А может, не придали значения. Главное: в Бога верует и признает Богородицу.
— А как он в бою был? — несётся чей-то дотошный голос.
— Как абрек!
— Казак! — орёт кабатчина.
Поднимаются чарки за принятого казака.
Дошла очередь в рассказе и о днепровском кошевом и его подвиге. Его помянули. Вспомнили и своего атамана, его героический поступок. Помянули и его. И тут казаков словно прорвало:
— Предали его! Предали! — раздались полупьяные голоса.
— Как предали? Кто был отладчиком? — поднялся Андрей.
И тут наступила тишина. Страшное это слово у казаков. Оно требует доказательств. Но где они? Атак брякать языком — и головы лишишься. У казачества с этим пощады нет. Нечего напраслину возводить! О чём-то догадывался Андрей, но расспрашивать пока не стал. Нарушил он эту гнетущую тишину, начав рассказ о гибели Саввы. И этого казака помянули. Потом вспоминали своих...
Несколько кабацких дней сгладили в душе Андрея боль потери, но не стёрли её из его сердца. И он поклялся себе, что всё узнает. Казаки говорят: если гора не идёть к казаку, казак идёть к горе. Пришёл всё же атаман к Андрею в курень. Зашёл, усмехнулся, а потом:
— Здорово, казак.
— Здорово!
— Гляжу, — атаман подошёл к лежаку, рукоятью нагайки поправил шкуру и сел напротив Андрея, — загордился ты, есаул, всё мимо проходишь. Чевой-то не заходишь?
Андрей окинул его с головы до ног. Лицо у того округлилось. Появился второй подбородок. Да и одет хоть по-казацки, но тщательно. Всё шито из дорогого материала.
— Да всё никак со временем не управлюсь. Только думаю зайти, а тута казаки зовут в кабак. Не пойдёшь, скажут, нос задирашь...
— Скажуть. — Хист улыбнулся, потом спросил тоном, как будто его это и не интересует: — Как дуван?
— Казаки довольны, — односложно ответил Андрей.
— Ну и хорошо, — Хист поднялся, — заходи.
— Зайду. Подожди, Хист — поднялся и Андрей, — скажи, как погиб Семён?
Лицо Хиста мгновенно изменилось. Только что светившееся на нём самодовольство улетучилось. Андрею даже показалось, что он впал в замешательство. Но быстро нашёлся.
— Сам виноват — он ударил плетью по сапогу, — меня не дождался. Казаков до коша отправил. Героем стать... захотел.
— Во как, — Андрей посмотрел на атамана.
Хист отвёл взгляд в сторону.
— Да, жаль, конечно. Но что делать. Каждого казака его ждёть. Ты чё думашь делать? — спросил он, взглянув на Андрея.
— Да мыслю к рязанским казакам съездить, как-никак я устраивал их.
Глаза Хиста сузились:
— Ты покель не наказной...
— Казак — птица вольная, — ответил Андрей и, взяв бешмет, надел его.
Хист понял, что Андрей закончил встречу, и направился к двери. С порога обернулся и спросил:
— Откелева твой новый друзек?
У Андрея не было времени расспросить Роберта о его прошлой жизни. То сражение на суше, то на море. Битва с пиратами, которые позарились на их богатство. Жизнь в Болгарии тоже была несладкой. Там им разрешили жить с условием, что они помогут отбить нападение то венгров, то чехов. Одним словом, только успевай оглядываться. Что было ответить атаману?
— Он христианин, — сказал Андрей, надевая шапку.
Хмыкнул Хист и, хлопнув дверью, вышел. Андрей видел, как атаман отвязал коня и ловко запрыгнул в седло. Коняга была редкой игреневой масти. Не очень ласковыми глазами проводил Андрей атамана. А из головы не выходила растерянная физиономия Хиста. Потом в ушах Андрея зазвучал голос Семёна: «Если со мной чевой-то случится, не бросай Дарьюшку». В одну из ночей она даже ему приснилась. И с той поры он думал о ней. Ему представлялось её весёлое радостное лицо при их встрече, а потом... «О Господи, да как я ей это скажу!» И сердце сжималось от боли. Он всё оттягивал отъезд. Но приход Хиста подтолкнул его к этому шагу. Вечером Андрей объявил друзьям о своём намерении и спросил:
