Московские послы представили список ливонских городов и замков, уступаемых Речи Посполитой, и эти города и замки, каждый в отдельности, были внесены в договорные грамоты. Что же касается крепостей, занятых шведами, решено было в договор их не включать, как того требовали московские послы, но вместе с тем принять от послов Батория заявление, что Речь Посполитая не отказывается от владения ими, но что спор из‑за них с Московским государством не повлечет за собой нарушения заключаемого договора.
Так наконец 6 января был разрешен вопрос о территориях. Оставалось еще определить, в каком виде и каким образом отдавать уступаемые города и крепости, что тоже вызвало пререкания. Завоевав какую‑нибудь крепость в Ливонии, Иван приказывал строить там церковь. Кроме того, некоторым церквам царь пожаловал значительные земельные угодья. Судьба церквей весьма серьезно интересовала московских послов. Опасаясь, что с переходом страны во власть католиков православные святыни подвергнутся поруганию, они стали требовать отдать им все предметы культа и отпустить из Ливонии в пределы Московского государства всех православных священнослужителей. Некоторые из поляков против этого возражали. Но Поссевино, желавший, по выражению католического историка, очистить поскорее страну от схизмы, убедил своих единоверцев в том, что русские правы.
Что касается крепостной артиллерии и вообще имущества, находившегося в крепостях, то постановлено было, чтобы каждая сторона отдала другой все это в таком количестве и виде, в каком оно досталось победителю при взятии крепости. На освобождение крепостей отвели восемь недель с условием, что сторона, принимающая крепость, обеспечит выезжающих подводами.
Размен пленных тоже не обошелся без споров по причине того, что у русских, в сравнении с их противниками, пленников было совсем мало. Послы Батория требовали за освобождение московитов уступить Себеж и Опочку; послы Ивана приводили в ответ тот аргумент, что торговать христианской кровью не следует. В итоге решение этого пункта отложили до ратификации мирного договора; связано это было и с тем, что Поссевино отказался от посредничества по этому делу, боясь навлечь на себя нарекания, если какая‑нибудь сторона удержит у себя пленных, которых обязалась отпустить.
Оставалось еще устранить различного рода препятствия чисто формального характера. На совещании у Поссевино в ночь на новый, 1582 год московские послы заявили, что их государь носит титулы «царь Казанский» и «царь Астраханский» и эти титулы должны быть указаны в документе мирного трактата, потому что они для него имеют гораздо большее значение, нежели все крепости, которые он уступит Баторию. Папский легат возражал против этого; он стал развивать перед русскими средневековую теорию об императорской власти. Существует, мол, только один христианский император, власть которого подтверждается главой католической церкви — папой. Когда византийские императоры стали от католичества отделяться, тогда папы перенесли титул императора на государей Запада. Папа может дать этот титул и московскому государю, но для этого необходимо вступить с ним в переговоры. Московиты понимают неправильно значение титула «царь»: это не цезарь, а совсем иной титул, заимствованный от татар. Московские послы привели в опровержение этих взглядов исторические доводы, страдавшие анахронизмом. Они заявили, что римские императоры Аркадий и Гонорий прислали из Рима императорскую корону русскому князю Владимиру, а папа подтвердил это пожалование через какого‑то епископа Киприана. Замечание Поссевино, что Аркадий и Гонорий жили лет на шестьсот раньше Владимира, нисколько не смутило послов Ивана — они ответили, что то были другие императоры Аркадий и Гонорий, которые жили одновременно с князем Владимиром. Очевидно, московские книжники смешали Аркадия и Гонория с императорами Василием II и Константином VIII, а подтверждение папой императорского титула, присланного Владимиру, прямо выдумали. Поссевино потратил понапрасну много красноречия, чтобы разубедить русских, но они остались при своем. Кроме того, они добивались, повинуясь приказаниям своего государя, еще и других титулов для него, а именно «Смоленского» и «Ливонского».