Иуда Искариот — предатель или святой - страница 40

Повторим: Иуда искренне верил Иисусу, но тлела в его душе и искорка сомнения. Быть может, истинная вера как раз и должна сопровождаться изрядной долей скепсиса, постоянным «а вдруг»? Впрочем, вопросы веры слишком сложны и многогранны, требуют основательного изучения и тщательного исследования малый объём данной работы не позволяет подробно остановиться на этой проблеме. Допустим лишь, что Иуда был верующим скептиком, и подвергнем анализу его возможные мысли.

«Если Иисус — действительно Сын Божий, — рассуждал Иуда, — то моё предательство послужит делу свершения его пророчества о смерти через распятие и воскресении на третий день; своим деянием я лишь исполню волю Божию. Если же он окажется обманщиком и лжепророком, то пусть смерть послужит ему наказанием за его обман — он достоин будет такого конца». Иуде не откажешь в здравомыслии, при любом исходе он оказывается в выигрыше. И выигрыш тот — истина, которую жаждет узнать двенадцатый апостол. Нет, даже не узнать — иначе бы он дождался «третьего дня», чтобы удостовериться в точном исполнении (или неисполнении) пророчества о воскресении, и не покончил бы жизнь самоубийством, — ему важно создать условия для неизбежного проявления истины, которую ему уже не довелось узнать. Что ж, приоткрыть истину ради самой истины и, не узнав её, добровольно уйти из жизни — в этом есть что-то святое. (Что рядом с этим жалкие тридцать серебренников!)

Иисус воскрес — и своим воскресением вернул к жизни одиннадцать трусливых учеников. А что же двенадцатый? Узнал ли он о торжестве своей веры — там, в мире ином? Быть может, там, рядом с Богом, он обрёл наконец покой и жизнь вечную, свободную от людских проклятий в адрес «предателя» и позорного клейма «иуды»?

«Заблудшая душа человеческая, если тебе свыше суждено было заблудиться, то это, воистину, будет зачтено тебе в тот великий день, когда мощный судия придёт в облаках славы своей судить живых мёртвых и мёртвых живых!..»[90]

Таким образом, искренняя вера в Иисуса и страстное желание всем сердцем, всей душой, всем существом своим служить Учителю, служить беззаветно и безответно, служить вопреки всем и вся, вопреки злой людской молве, вопреки предвзятому и превратному мнению единоверцев-учеников, таков, согласно нашей версии, фундаментальный движущий мотив, лежащий в основе всех поступков Иуды Искариота.

Именно с такой позиции мы и рассмотрим далее содеянное двенадцатым апостолом, и в первую очередь подвергнем доскональной «вивисекции» историю с тридцатью серебренниками.

Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошёл к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребренников; и с того времени он искал удобного случая предать Его. (Мф. 14:16).

И пошёл Иуда Искариот, один из двенадцати, к первосвященникам, чтобы предать Его им. Они же услышавши обрадовались и обещали дать ему сребренники. И он искал, как бы в удобное время предать Его. (Мк. 14:10–11).

…он пошёл и говорил с первосвященниками и начальниками, как Его предать им. Они обрадовались и согласились дать ему денег; и он обещал, и искал удобного времени, чтобы предать Его им не при народе. (Лк. 22:4–6).

Тридцать серебренников… Убийственный аргумент против Иуды, способный перечеркнуть всё то положительное, что удалось по крупицам собрать в защиту двенадцатого апостола. Чёрным, несмываемым пятном ложится на репутацию казначея эта «неправедная мзда» (Деян. 1:18), слишком низменным, подлым, позорным, явно корыстным предстаёт перед нами сговор Иуды с врагами Иисуса. И потому вердикт поверхностный читатель выносит не задумываясь: преступник! предатель! вор! убийца!

Не подлежит сомнению, что Иуда, действительно, предал Иисуса в руки врагов, за что и получил известную мзду[91]. Однако мотивация его поступка, на наш взгляд, совершенно иная, чем та, которую представляют евангелисты. Повторим, что в корыстолюбии и алчности Иуда вряд ли может быть обвинён иначе Иисус, читающий в душах людей, не назначил бы его казначеем. Вызывает недоумение также и ничтожность суммы, полученной Иудой от первосвященников. Мог ли алчный человек, смыслом жизни которого были деньги и только деньги, пойти на столь чудовищное преступление из-за каких-то жалких грошей — цены раба? Вряд ли: это противоречит обычной логике человеческих поступков.