Бросают ли подобные отношения тень на Иисуса и его Отца? На первый взгляд, да. Однако это только на первый, поверхностный взгляд. Подобное утверждение было бы верно по отношению к обычному человеку, простому смертному, но никак не по отношению к Богу, который выше любого греха и действия которого не должны оцениваться обычными, человеческими мерками. Бог неподвластен людскому суду, он надзаконен, внеморален, всё, что он делает, есть благо. Он — творец и источник добра, и ничего, кроме добра, от него исходить не может. Да и как может упасть тень на того, кто, подобно солнцу, не имеет на себе тёмных пятен! Такова позиция христианства — позиция, которой придерживается данное исследование.
И если Бог (читай: Иисус) вступает в сношения с сатаной и даже принуждает его служить себе в качестве одного из ближайших, избранных им же самим, учеников, то в этом заложен особый смысл, особый божественный замысел, совсем не обязательно доступный для человеческого понимания.
Что же касается вопроса, мог ли Отец, посылая Сына своего в мир, дать ему в качестве одного из ближайших учеников существо заведомо преступное, погрязшее в грехе и пороке — «диавола», то в качестве ответа приведём уже прозвучавший аргумент: всё, что делается Богом, делается во благо и есть благо. От Бога не может исходить зло или что-либо дурное: Бог есть добро. Это аксиома, принятая Церковью и лежащая в основе всего христианского мировоззрения, всего нравственного учения христианства. Вправе ли мы осуждать поступки Божии, даже если на наш обыденный, «житейский», поверхностный взгляд они порочат имя Бога? Очевидно, не вправе: во-первых, действия и помыслы Божии находятся вне человеческой компетенции и не могут быть ни осуждены, ни одобрены — они должны приниматься безоговорочно, безусловно, бескомпромиссно (по крайней мере, верующими). Во-вторых, ставя под сомнение правомерность действий Бога, мы уничтожаем ту самую основу, тот фундамент, на котором зиждется всё христианство. Но главное: мы ставим под сомнение священность Библии, истинность составляющих её текстов, а отсюда историческую ценность евангельских событий, истинность и реальность евангельских персонажей, в том числе и самого Иисуса (а вместе с ним и Иуды).
Поэтому, даже если Бог и избрал преступника на служение своему Сыну, это ни в коей мере не должно бросать тень на Отца. Тем более, что человеку не суждено прозреть всей глубины и многогранности божественных планов, в данном случае — Божьего плана в отношении Иуды. Может быть, порочный и алчный Иуда для того и был избран, чтобы послужить великому делу Иисуса и тем самым заслужить спасение? В конце концов, ведь оправдал же его Бог (Рим. 8:28–33)!
5.
Как мы видим, в целом наши оппоненты согласны с тем, что Иисус использовал иносказание, называя Иуду «диаволом». Однако по двум пунктам у нас имеются существенные разногласия.
Во-первых, признавая правомерность утверждения о существовании определённых отношения между Богом и сатаной, проявляющихся, как правило, в форме диалогов и споров, мы, тем не менее, совершенно не приемлем возможности использования Богом-Отцом или Богом-Сыном «князя мира сего» для достижения благих целей. Так, в истории с Иовом Бог и сатана вступают в единоборство, каждый из них отстаивает свою позицию, причём отстаивает с поднятым забралом, лицом к лицу, явно, не скрывая своей сущности. Это извечная, бескомпромиссная борьба между силами Добра и силами Зла, борьба на поле брани, которым со времён Адама является человек.
Другой пример: искушение Иисуса в пустыне. Здесь Иисус вступает в непримиримую схватку с сатаной, когда тот пытается ввести Сына Человеческого в соблазн, искушая поочерёдно Хлебом, Чудом, Царствами. Иисус одерживает верх в этой схватке, и «тогда оставляет Его диавол» (Мф. 4:11).
В обоих случаях налицо явное противостояние, последний акт которого, согласно Апокалипсису, завершится низвержением дьявола «в озеро огненное и серное» (Отк. 20:10) и его гибелью. Именно здесь ставится последняя точка в великом единоборстве Бога и сатаны. «И увидел я, — пророчествует автор Откровения, — новое небо и новую землю» (Отк. 21:1).