— В какой момент изменилась ситуация?
— Все происходило очень плавно. Лукашенко пытался стать популярным в России. Ездил по регионам, блестяще выступал... На выборах 1994 года у меня не было никакой партии, а подписи на меня собирала старейшая партия Беларуси «Громада». Я не имел права не участвовать. Я не задумался о своих шансах. Почему не имел права? Потому что нашлась партия, которая начала сама собирать подписи за меня. Отказаться от доверия друзей нельзя. А вокруг Лукашенко постепенно сложился мозговой центр, который начал мощную атаку на меня. На сессиях в парламенте это выглядело примерно так. Выходит некий депутат и просит лишить его мандата из-за того, что я ему мешаю работать. Потом выходит другой... И всех их поддерживает Кебич. Мол, Шушкевич такой старый, что еще во время оккупации пас козу. Так пусть идет на пенсию и пасет козу.
— Что за коза такая?
— Во время войны у нас на окраине города действительно были две козы, благодаря которым выжили дети половины улицы. Все приносили моей бабушке картофельные очистки, а она ими кормила коз. Так что у детей был хотя бы стакан молока. Мне было тогда восемь лет. Зная этот фрагмент моей биографии, что я по пожарищам водил коз, мои политические оппоненты предлагали мне снова этим заняться. Это была шутка, но достаточно мерзкая. Потом все они уже пошли против Лукашенко, когда поняли, что ошиблись, что он их дурачит и начинает давить.
— При выводе ядерного оружия из Белоруссии вы как ученый больше понимали, чем остальные. Опасения были?
— Я не физик-ядерщик, я специалист в электронике. Сейчас эти вопросы решают компьютеры. Но вывести оружие — моя инициатива. Я считал, что Беларусь является заложницей России в этом плане. В Смоленской области, например, не было вообще никаких ракет. А у нас была уйма ядерных ракет, которые могли бы уничтожить всю Европу. Я понимал, что это угроза существования нации. Лукашенко хотел прекратить процесс вывода, когда я уже не был председателем Верховного Совета, но документы уже были подписаны. Когда он стал президентом, к нему приехал Черномырдин и сказал «не дури». И оружие было выведено к концу 1996 года.
Виниловые джунгли / Искусство и культура / Exclusive
Виниловые джунгли
/ Искусство и культура/ Exclusive
«Это было время железного занавеса, мы существовали в определенном вакууме, не подчиняясь никаким международным нормам, и могли делать практически все, что хотели», — вспоминает один из старожилов фирмы «Мелодия» Ольга Маркина
Само существование фирмы «Мелодия» недавно было под вопросом. Еще два года назад она находилась на грани банкротства. Вроде бы новому руководству фирмы удалось удержать ее на плаву. Но что будет с необъятными аудиоархивами? А главное: как и какой ценой они создавались? О незабываемых буднях советской музыкальной корпорации, о всесоюзном пиратстве, «идейно вредных произведениях» и других особенностях национальной звукозаписи рассказывают старожил фирмы «Мелодия» начальник отдела кадров
Ольга Маркина
и генеральный директор
Андрей Кричевский.
— Ольга Николаевна, cегодня на «Мелодии» большие перемены — приватизация, инвентаризация.
— Да, подобного я не помню с 1983 года, когда пришла сюда. Коллектив на фирме был сложившийся, а тут юная девочка, молодой специалист... Я-то про себя думала: «А что, посижу здесь годик и уйду куда-нибудь еще». Потому что предложения мне поступали постоянно. Отнеслась к этому как к очередной работе. Ну что тут особенного: девять заводов, восемь студий, тиражная комиссия — подумаешь... (Улыбается.)
— 1983-й — пора расцвета «Мелодии». Мнение о том, что в нем большую роль сыграл легендарный директор фирмы товарищ Сухорадо, обоснованно?
— Вполне. Он меня сюда и пригласил после съезда комсомола. Его перевели на «Мелодию», и он предложил мне для начала работу секретаря. Когда Валерий Васильевич занял директорское кресло, ушли все, кому была не по душе определенная либерализация курса. Сам он никого не выгонял.
— Это было не в его характере?
— Да, и вообще он был человеком эмоциональным, но отходчивым. Мог ругнуться, даже накричать. Потом извиниться. Не всем нравилась эта его манера, контрасты. Но те, кого это не расстраивало, оставались. И я поняла, что уже никуда никогда отсюда не уйду. Так случалось со многими сотрудниками «Мелодии»: работа затягивает на всю жизнь, есть какие-то крючки, которые держат и не отпускают. Поэтому мы говорим: все сотрудники «Мелодии» немного не в себе.
