— Появились посредники — значит, «Мелодия» не была уже супермонополистом?
— Была. По производству, но не по экспорту. Внутренний рынок мы контролировали.
— Вот как? А чем тогда объяснить, что западный рок долго был у нас в дефиците, даже разрешенный?
— Логики тут никакой нет. Покупалась лицензия, а западные продавцы в соответствии с ней ограничивали тираж. Думаю, они просто ставили цифры, привычные для европейского рынка. Такой тираж был бы неплохим для любой европейской страны. Но для СССР этого было маловато. Стандарт был 30 тысяч, 70 тысяч — максимум. А нас миллионы.
— Выйти на прямые связи с Западом — это же надо было постараться. Сухорадо совершал подковерные шаги, кого-то уламывал?
— Да, все благодаря его упорству. «Межкнига» стала не нужна — директор задействовал личные связи. Это был такой человек: если что-то задумал, обязательно сделает...
— В 80-е «Мелодия» начала записывать и довольно экзотическую музыку, вроде вьетнамской оперы, например. Жаль, продолжалось это недолго.
— Действительно, мы посылали экспедиции во Вьетнам записывать местную оперу. Посылали и в Африку — за колдовскими обрядами. И все эти записи оседали в архивах. Правда, в основном все-таки записывали в коммунистических странах и в дальних уголках СССР. Была у нас собственная звукозаписывающая студия на колесах — Tafelvagen. Огромный такой автобус, который уезжал за тысячи километров (хоть в Якутию, хоть во Вьетнам, хоть в Анголу) со всей своей бесценной начинкой — дорогостоящей аппаратурой. Наш гений звукорежиссуры Игорь Петрович Вепринцев первоклассно строил архитектуру звука и, естественно, возглавлял все эти экспедиции. С ним ребята полмира исколесили, записывали в храмах, в дацанах.
— Интересная логика была у вышестоящих товарищей. Крест на груди — нельзя, а церковные хоры — можно?
— Хоры — в первую очередь церковное искусство, а крест — это реальная жизнь, проповедь «чуждых идеалов». Так они считали. Впрочем, у нас всегда больше любили хоры фольклорные. Хор Пятницкого считался недосягаемым образцом.
— В Москве было что записать «с натуры»?
— Конечно. Только когда великий дирижер Герберт фон Караян приезжал в Россию, он перед концертом заметил, что «Мелодия» вкатилась в зал со своей передвижной студией и собирается его записывать. Он, ни слова не говоря, взял и провода порезал.
— Одно слово — гений.
— Но наш Вепринцев предусмотрел осложнения. У него на такой случай было наготове запасное оборудование. Микрофоны пришлось поместить в люстрах над сценой. Этот трюк прошел как по маслу. Маэстро Караян, как ни старался, не избежал еще одной исторической записи.
— Одним словом, лихой пиратский рейд. Запись выпустили еще при жизни Караяна?
— Да. Но, скорее всего, он об этом так и не узнал. Главное, запись получилась очень достойного качества. Недавно мы переиздали ее на трех дисках под названием «Караян в Москве» и честно заплатили наследникам дирижера. Так что запись, можно считать, полностью легализована. Пиратство, не пиратство — уже никому не интересно. Я считаю: слава богу, что мы тогда так поступили. Потому что концерт был уникальный и никто больше его не записывал. Сейчас можно окунуться в эту атмосферу. Поэтому сегодня нас благодарят за этот диск, в том числе и западные слушатели. А так остались бы воспоминания очевидцев — и только.
— Ну а студия на колесах сохранилась?
— Если бы. Не знаю, где сейчас этот уникальный агрегат. Тогда на него все обращали внимание. Очень уж «удачно» он смотрелся во дворе большой студии, которая, между прочим, размещалась в бывшем здании англиканской церкви в Вознесенском переулке (тогда улица Станкевича).
— Стильно, однако...
— А что тут удивительного? Там под сводами церкви была идеальная акустика. Строилось здание, как вы понимаете, в расчете на органистов. И качество записей получалось отменное. Для оркестра отводилось центральное помещение. Были отдельные студии для певцов, чтецов, стояли глушители, экраны... Все бы ничего, но в 94-м Ельцин подарил здание английской королеве Елизавете Второй, когда она приехала в Москву. Самое главное, нам ничего не выделили взамен. Сухорадо стучался во все двери и требовал: «Хорошо, забрали у нас здание — дайте же другое!» В конце концов отдали нам часть здания Пенсионного фонда на Тверском бульваре, бывший дом винозаводчика Смирнова: три огромных зала, несколько комнат и неплохая акустика. Мы сделали ремонт, почти уже перевезли аппаратуру. Все было прекрасно. Но в какой-то момент Валерий Васильевич сдал помещение внаем и сам оставил «Мелодию» без студии. Времена наступали такие, что стало проще и выгоднее получать деньги от аренды, чем от звукозаписи. Но наши энтузиасты звукорежиссеры организовали студию в административном здании. И никто не ушел. Я уже говорила и повторю: у нас просто безумные люди работают. Кто приходит на «Мелодию», заболевает этим на всю жизнь.
