«Утопия» Томаса Мора (1516) была более сложной. Она представляла собой остроумную идеализацию воображаемого языческого сообщества, обитающего на отдаленном острове в полном соответствии с принципами естественной добродетели. Утопийцы обладали разумом, но были лишены христианского Откровения, и, подспудно сравнивая их благие общественные обычаи и просвещенные мнения с более низким уровнем (в практической жизни) христиан-европейцев, Мор осудил последних, пользуясь в основном приемом красноречивого умолчания. Ведь ирония и скандал заключались в том, что христианам нужно было столь многому учиться у язычников.
Однако гуманизм Эразма и Мора был хрупким. Даже без брошенного Лютером вызова он мог распасться на части, так как вера и разум в этой схеме противоречили друг другу. Решение Мора заключалось в том, что вера обладает высшей властью, а католические верования нужно защищать, потому что это веления Бога. Эразм же доверял человеческому разуму и не мог принять мысль о том, что Господь испытывает веру людей, заставляя их верить в то, что ученые Возрождения поставили под вопрос. Лютер даже считал Эразма своим врагом из-за его преклонения перед разумом. Так что эти разногласия ослабляли гуманизм, и общее внимание привлекли новые сторонники реформы. В Англии влияние лютеранства выходило за пределы узкого круга обращенных: подъем «новой учености», как ее называли, стал одной из самых мощных сил, вырвавшихся на свободу в 20-30-х годах XVI в. Идеи Лютера и его многочисленные сочинения быстро проникли в университеты, особенно в Кембридж, в деловой центр Лондона, в юридические корпорации, готовящие адвокатов, а при посредстве Анны Болейн и ее круга достигли даже двора Генриха VIII. В Кембридже в число молодых ученых, захваченных новыми идеями, входили Томас Кранмер и Мэтью Паркер, и оба они впоследствии стали архиепископами Кентерберийскими. Естественно, Вулси как легат предпринимал решительные усилия, чтобы прекратить распространение протестантизма, но без явного успеха. Критики осуждали его за нежелание сжигать людей за ересь, однако Вулси предпочитал жечь книги и заключать людей в тюрьмы, разделяя с Эразмом вполне человечный ужас при мысли о том, что он будет предавать тела людей пламени костра. Однако истинной причиной успеха Лютера было то, что он предложил стройную систему вероучения, дававшую выражение религиозной субъективности индивида, а также их недоверию к Риму и папской монархии. Вдобавок его взгляд на духовенство отвечал здоровым инстинктам мирян, и его глобальное решение проблемы конкубината, внебрачного сожительства, состояло в безусловном разрешении брака для клириков.
В этот религиозный водоворот втянуло и первый развод Генриха VIII. Хотя Екатерина Арагонская родила пятерых детей, выжила только принцесса Мария (род. 1516), а король стремился иметь наследника-мужчину, чтобы обеспечить безопасность династии Тюдоров. К 1527 г. стало ясно, что Екатерина уже миновала детородный возраст; тем временем Генрих возжелал Анну Болейн, которая не сдавалась ему без обещания брака. Впрочем, аннулирование королевских браков случалось не так уж редко, и все могло быть разрешено без драмы, совершенно незаметно, если бы Генрих VIІІ не был знающим, хотя и лживым богословом.
Главное препятствие заключалось в том, что Генрих, опасаясь унижения в глазах других государей, настаивал на том, чтобы его развод был совершен компетентной инстанцией в Англии, потому что в таком случае он мог бы лишить свою жену ее юридических прав и запугать судей-епископов. Но его брак основывался на диспенсации папы Юлия II, по необходимости приобретенной Генрихом VII прежде всего для того, чтобы дать возможность юному Генриху VIII жениться на вдове брата; следовательно, дело подпадало под юрисдикцию Рима. Чтобы разрешить дело без обращения в Рим, принимая во внимание, что папа не склонен уступать желаниям короля, Генрих должен был доказать, вопреки мнению правящего папы Климента VII, что диспенсация, данная его предшественником, была недействительной, – это автоматически покончило бы с его браком на основании того, что юридически он вообще никогда не существовал. Тогда Генрих вновь стал бы холостяком. Однако такая стратегия увела короля из области брачного права в отдаленную и сверхчувствительную сферу папской власти. Если диспенсация Юлия II была недействительной, то только потому, что преемники св. Петра не имели права издавать подобные документы, а следовательно, папы ничем не отличались от прочих законодателей, преступивших границы своих полномочий.
