Хорошо, что человек я твердый и мне чужды всяческие сантименты! В противном случае я непременно отправился бы за ним следом. Ясно было, как дважды два – четыре, что пес звал меня на болото.
Но я не только твердый человек, есть у меня и немного благоразумия. Природа щедро одарила Гектора инстинктами, а ко мне в этом отношении оказалась скуповата. Так что вслепую бродить по местности, где на каждом шагу подстерегали глубокие и безжалостные топи, я не мог!
Нет уж, спасибо!
Мне плакать хотелось от бессилия и даже было немножко стыдно, но я не внял мольбе Гектора, и он в одиночестве отправился на болото. Все же я не романтик, чтобы так легко поддаваться настроению.
Еще минут пятнадцать я не входил в дом, бывшая корчма в тот вечер мне напоминала настоящую медвежью берлогу. Настроение у меня было ниже среднего – наверное, из-за погоды.
Мои размышления о всяких невеселых делах и обстоятельствах прервал яростный лай Гектора, неожиданно донесшийся с болота. Он одновременно рычал и лаял, давился безумной злобой, за всю жизнь мне не доводилось слышать такого безнадежного лая. Потом Гектор словно враз потерял силы – голос его упал, он уже не лаял, а скулил. К чести собаки даже теперь в ее голосе не прозвучало ни нотки, похожей на мольбу о милости. А затем наступила страшная тишина.
Через час кто-то палкой постучал в мою дверь, отчего я подскочил, как ужаленный. Я задремал в кресле, и мне снилось, будто мы с Гектором на болоте, причем он попал в яму и взглядом умоляет меня о помощи, иначе трясина его засосет. Морда у него была так перемазана в грязи, что я не сразу смог понять, действительно ли это он или какой-то другой пес. Потом я подумал: «Наверное, это Ахилл, вторая моя собака, которая вчера пропала!» – и бросился, куда глаза глядят, в поисках жерди, чтобы сунуть Ахиллу в зубы – как же иначе мне вытащить его из болота! Но кругом туман, ни зги не видно, так что в ту же секунду я почувствовал, что ступил на неверную почву: земля разверзлась у меня под ногами, дьявольская, непреодолимая сила стала тянуть вниз, всасывая, словно чудовищная пасть.
В это мгновенье кто-то и забарабанил в дверь. Я вскочил.
Может, со страху я закричал не своим голосом и это вышло смешно. Поздний гость хохотнул, и я тут же его узнал – это был мой приятель, исполин, бывший владелец теперешнего моего жилья.
Я рассказал ему о случившемся, и он задумался.
– Когда я советовал тебе не селиться в этой глуши, ты не послушался! – глянул он на меня недовольно и покачал головой. – Вот и расхлебывай сам кашу, которую заварил, помочь тебе некому!
– Я и не прошу о помощи! – говорю. – Я и сам справлюсь.
– Как же, хотелось бы мне знать?
– Будь у меня фонарь посильнее, я тут же бы отправился на болото.
– Ну, а потом?
– А потом я бы показал тому типу, что сманивает моих собак! – пригрозил я.
– Орел! – пренебрежительно ухмыльнулся он, глянул на меня еще пренебрежительнее, а потом досадливо вздохнул: – Об этом и думать нечего! – он погрозил пальцем. – Туда и днем-то ходить опасно, когда солнышко светит, а что же говорить о ночи, да еще в туман! Поглотит тебя трясина, и до второго пришествия никто знать не будет, где твоя могилка. Трясина опаснее воды! В воде можно плавать, ты в воде хоть трепыхался бы, звал на помощь, а в такой бочаг попадешь – одно остается: наблюдать, как трясина подбирается к твоему собственному носу! Нечего тебе делать на болоте. Ну, а если ты моего мнения спрашиваешь, так я тебе советую завтра же переезжать отсюда. Эти места не для таких, как ты. Глухое это место да лихое. Кто здесь только не вертится!
– А ты как же? – засмеялся я, хоть сердце у меня и кровью обливалось. – Ведь каждый божий день по этим местам бродишь!
– Я по этому болоту и с завязанными глазами пройду! – заявил он и гордо стукнул себя кулаком в грудь. – За тридцать лет я его так исходил, что не могу ошибиться! А сколько уток я на нем настрелял, сколько гусей! Вина, что под них выпито, хватило бы на речку отсюда до Марицы!
– Не стану я переезжать, – говорю. – Возьму себе нового пса, у пограничников, вот тогда и увидим!
