– Пустое! У вас чудесный зонт!
– Благодарю. Это единственные приятные слова, которые я слышал со вчерашнего дня. А ничего страшнее вчерашнего вечера я не переживал за всю свою жизнь!
– Не принимайте этого скандала так близко к сердцу! Все образуется!
Прокопий остановился и заглянул ему в глаза:
– Вы так считаете?
– А что такого произошло, чтобы сомневаться?
Губы инженера дрогнули в странной, почти болезненной усмешке. Лицо напряглось и вытянулось, а в глазах блеснули зеленоватые лихорадочные огоньки. Он сердито покачал головой.
– Что такого произошло, говорите? Объясните лучше вы мне! Вы же землекоп! Археолог! Докопайтесь до сути и скажите мне, что же в действительности произошло!
Он остановился, сдвинул черную шляпу на затылок и рукой вытер вспотевший лоб.
– Вы чересчур взволнованны, – положил ему руку на плечо Аввакум. – У вас плохо с нервами. – Он дружески улыбнулся: – Может, заглянем ко мне и выпьем для бодрости кофе?
Прокопий немного помолчал, вновь вытер лоб, потом, вздохнув, махнул рукой:
– Да пропади оно все пропадом!.. А ваша идея насчет кофе совсем недурна. Только зачем же идти к вам, если я живу в двух шагах отсюда.
В слабо освещенной гостиной (среди стеклянных бус люстры немощно горела лишь одна лампочка) сидело двое женщин в одинаковых желтых шалях, накинутых на плечи. При появлении Прокопия они вскочили со своих мест, напоминая фигурки, которые выскакивали из-под крышек старинных музыкальных шкатулок. Глаза женщин светились возбуждением и тревогой, как после только что виденного кошмарного сна. В забитой мебелью комнате им было непросто обеим одновременно добраться до дверей, где со шляпами в руках застыли Прокопий и Аввакум. Среди столиков, кресел, стульев и комодов легче двигалась пожилая женщина, молодая же пробиралась среди ветхого хлама как-то неуверенно, будто по скользкой тропинке.
– Боже мой! – воскликнула пожилая, подойдя к гостям значительно быстрее молодой. В ее голосе слышался отголосок недавних страхов, и укор за эти уже преодоленные страхи, и готовность немедленно простить. Она смотрела на Прокопия с лаской, в которой еще тлели остатки только что пережитой тревоги. – Где же вы пропадали, что произошло, почему вы не позвонили по телефону? – Она всматривалась в лицо Прокопия, а на Аввакума не обращала никакого внимания, будто того вообще не существовало. – Мы с дочерью чего только не передумали. Уже даже собирались звонить в милицию!
– Только этого не хватало! – хмуро промолвил Прокопий.
Пожилой женщины, по всей видимости своей хозяйки, он почти не замечал, но зато не сводил взгляд с молодой, а та, опершись локтем на комод, молча смотрела на них с Аввакумом.
Она была высокая и худенькая, под шалью вырисовывались острые девичьи плечи и нежная грудь. Девушка очень походила на мать, но лицо ее было гораздо одухотворенней, а фигурка казалась совсем хрупкой и воздушной. Она напряженно всматривалась в гостей, но мягкий взгляд голубовато-серых глаз блуждал, плавая в пространстве, будто ища опоры, и Аввакум сразу вспомнил, как на допросе Прокопий говорил о слепой девушке, которая ощупью играла с ним в домино. Но в первые минуты он еще не мог понять, полностью ли девушка незрячая или же все-таки немного видит.
– А это наш гость, мой добрый приятель, – пояснил ей Прокопий неожиданно теплым, ласковым голосом (если бы Аввакум не стоял рядом и не смотрел на него, то подумал бы, что говорит кто-то другой). – Он интеллигентный человек, хотя работает преимущественно лопатой.
Сапарев засмеялся, и Аввакум неожиданно для себя отметил, что инженер способен деликатно шутить и не казаться грубияном.
– Мой гость – археолог, – продолжал Прокопий, – и смею тебя уверить, – он не сводил взгляд с девушки, – порядочный человек, который не сделает тебе ничего плохого.
На губах девушки мелькнула улыбка – снисходительная и грустная, даже неуверенная; в ней грусть и снисходительность сочетались с удивлением и едва заметным любопытством.
– Она плохо видит, – повернулся Прокопий к Аввакуму, – но современная лазерная техника дает серьезную надежду на выздоровление. Сейчас она видит не предметы, а лишь пятна.
