Но более гнетущая забота зовет странствующего рыцаря. Приближаясь к городу, он слышит ужасный звон колокола — или набат, или звон по умершему; он спрашивает молодых прачек, развешивающих на ветлах белье, что значат эти печальные звуки колокола, и узнает, что добродетельная дама обвинена в преступлении и будет сожжена живьем, если рыцарь мечом не докажет ее невинности.[27]
При таком известии паладин дает шпоры своему коню, въезжает в печальный город. В смрадных и грязных улицах ни души, — он летит на площадь; она покрыта бесчисленной толпой, в середине — судилище, на нем восседают в траурном одеянии местные судьи, против них главный исповедник и монахи с крестом и факелами в руках; с одной стороны костер,[28] возле него сидит жертва; с другой стороны — обвинитель, гнусное чудовище, который мстит оскорбленной им женщине за ее к нему презрение; он возводит на нее собственное преступление.
Взоры рыцаря уже оправдали обвиненную; он называет обвинителя лжецом, предателем, обманщиком и настоятельно требует доказать это поединком не на тупом оружии, не на легких копьях, но на оружии остром, поединком на смерть.
Он бросает на землю свою перчатку. Противники, пешие, с открытыми лицами, вооруженные мечами и кинжалами, приближаются, делают крестное знамение и бьются. Справедливость одерживает верх, вероломный падает и признается в преступлении. Тогда судьи поля (juges du camp) передают труп герольдам, которые влекут его на грязной плетеной решетке (lа claie fangeuse).[29] Доспехи его повешены на позорный столб, потом рассечены на части и обесчещены, шпоры сломаны на навозе, а сам он похоронен на не освященном месте, как обыкновенно поступают с клятвопреступником, бесчестным и вероломным рыцарем.
Спасенная дама не успела еще придти в себя, а рыцарь уже покинул город. Горожане провожают его криком: „Добрый рыцарь, мы молим Бога, да исполнятся твои желания!“»
Во время таких благодетельных странствий рыцарь отдыхал сладко в замках, где удерживал его радушный прием. На воротах и башенных шпилях подобных замков ставились золотые шлемы — условные знаки гостеприимства и пристанища, готового для странствующих рыцарей. Таков был обычай, и пока существовало рыцарство, все дворяне и благородные дамы выставляли шлемы на высоких местах своих замков, чтобы странствующий рыцарь мог войти в чужой замок также смело, как в собственный.[30]
Приближается рыцарь — трубит рог, опускается мост. Дамы спешат на крыльцо — встретить странника и поддержать ему стремя;[31] потом они ведут его в зал, брусья которого испещрены гербами и цветами. Пажи подают ему мыться, распускают ремни его доспехов и мягкими тканями отирают пыль с мокрого чела. «Добрый рыцарь, — говорят ему, — будь здесь, как дома, и если что тебе не по нраву — распорядись по-своему, ибо с этой минуты ты здесь хозяин».
Пажи тотчас же рассылаются и именем своих господ приглашают владетелей замков, подвассалов и окружных шутников отпраздновать прибытие рыцаря в веселом и приятном обществе. Вскоре являются в красивых платьях графы, знаменные рыцари, сенешаль (senechal — «предводитель дворянства»), аббат, менестрели и музыканты.
После обеда, в сумерки, начинают плясать (baller) и забавляться. Трубадуры играют на мандолине, на шампаньской арфе, кельнской флейте, линьонской волынке. Между тем странник, сидя на скамейке, рассказывает старожилам свои похождения, учитель и богослов спорят, а придворный шут, пробираясь за креслами, старается смешить шутками и. побасенками.
Рыцарь, отведенный в приготовленную для него комнату, находит розовую воду для омовенья, потом высокую соломенную и пуховую постель с надушенным фиалками изголовьем. Пажи подают ему вино на сон грядущий и разные лакомства. На другой день, в минуту отъезда, рыцарь удивлен: паж подносит ему шелковую ткань, драгоценности и золото и говорит: «Добрый рыцарь, вот дары моего господина, он просит тебя принять их из любви к нему; кроме этого, под аркой колокольни готовы два парадных коня и два мощных жеребца для тебя и твоих людей. Господин мой вручает их тебе за то, что ты посетил его в его замке.»
