1 февраля прибыл гонец из Митавы и привез «кондиции», подписанные Анной, и ее письменное согласие: «По сему обещаюсь все без всякого изъятия содержать. Анна». Наконец, «верховники» осмелились теперь обнародовать свой проект. 2 февраля были собраны Верховный тайный совет, Сенат, Синод и генералитет и оглашены «кондиции» и письмо Анны. «Кондиции» были читаны дважды. Реакция была очень сдержанной, а подписать протокол отказались — решили все обдумать сначала. Феофан Прокопович мастерски описал обстановку совещания: «Сим тии, которые вчера великой от сего собрания пользы надеялись, опустили уши, как бедные ослики… И дивное всех было молчание!» И нельзя было не бояться: «понеже в палате оной, по переходам, в сенях и избах многочисленно стояло вооруженное воинство». И все-таки главный вопрос «верховникам» был задан: «Каким образом впредь то правление быть имеет?» В ответ решено было желающим подать мнения.
В течение последующих дней стали появляться дворянские проекты, рождавшиеся в жарких спорах. 5 февраля поступило «мнение 39 дворян» во главе с А. М. Черкасским.
Потом появились другие проекты. Всего было подано, согласно новейшим исследованиям, 7 проектов, которые подписало в общей сложности свыше 400 дворян. Большинство из них мирилось с ограничением самодержавия в лице Верховного тайного совета, но только при условии его расширения до 12–21 члена, избираемых неким собранием из 80—100 человек. В других проектах, в частности в проекте А. М. Черкасского, Верховный тайный совет совсем упразднялся, а основное место предоставлялось Сенату в составе 21–30 членов. Все проекты поддерживали идею выборности членов Сената и высших учреждений от «общества», т. е. дворянства. Некоторые проекты предлагали важнейшие государственные вопросы решать «общим советом» правительству, генералитету и шляхетству.
Узкосословный характер всех проектов бросается в глаза, так как ни один из них не затрагивает вопроса о положении и правах крестьянства. Лишь два проекта робко намекнули на желательность облегчить положение купцов. Во многих дворянских проектах зазвучали призывы отменить злосчастный закон о единонаследии, ограничить срок дворянской военной службы, дать сроки выслуги лет и т. п. «Верховники» же заботились о льготах для знати. Отсюда и резкое осуждение «верховников».
10 февраля Анна прибыла под Москву, в село Всесвятское. Почти тотчас к ней явились гвардейцы Преображенского полка и кавалергарды. Прием был очень милостивым: Анна не поленилась каждого угостить чаркой и объявила себя полковником преображенцев и капитаном кавалергардов. Оба полка выразили «величайшую радость и удовольствие». Деталь эта весьма важна. Видимо, Анна знала, с чего начинать. Узнав об этом, «верховники» встревожились. К тому же на их приеме во Все-святском при вручении ордена Св. Андрея Анна Ивановна подчеркнуто сама надела орден на себя.
Торжественный въезд Анны в Москву состоялся 15 февраля. Затем «верховники» постарались изолировать ее во дворце от представителей дворян. Василий Лукич Долгорукий, «как дракон», сторожил ее. Брожение среди дворянства, упорство «верховников» привели к подаче 25 февраля 1730 г. Анне петиции с просьбой рассмотреть дворянские проекты для выработки единого. По совету сметливой сестрицы Екатерины, герцогини Мекленбургской, Анна подписала петицию, но обратила внимание на бурное неодобрение гвардейцев, коленопреклоненно призывавших ее стать самодержицей. Оценив ситуацию, Анна тут же публично распорядилась, чтобы гвардейская охрана дворца подчинялась только генералу С. А. Салтыкову.
Это был весьма расчетливый ход. Дворянству дали до смешного малый срок (до обеда!) для обсуждения проектов. После обеда Анне был предложен текст за подписью князя Ивана Трубецкого, князя Григория Юсупова, князя Алексея Черкасского, Григория Чернышева и других (166 подписей), где рекомендовалась самодержавная форма правления, уничтожение Верховного тайного совета, восстановление правительствующего Сената с 21 персоной и выборность высших чинов дворянством с утверждением императрицей. При подаче петиции произошел спор В. Л. Долгорукого с А. М. Черкасским, в котором последний публично заявил, что «верховники» составили «кондиции» без согласия дворянства. Анна вдруг очень удивилась, как будто впервые узнала об этом, и театрально воскликнула, обращаясь к Василию Лукичу: «Как, разве пункты, которые вы мне поднесли в Митаве, были составлены не по желанию целого народа?» Услышав дружное «нет» всех присутствующих, Анна с гневом воскликнула: «Так, значит, ты меня, князь Василий Лукич, обманул?!» Тут же был послан Маслов, секретарь Совета, за «кондициями» и письмом Анны, и документы были публично порваны.
