— Моя любовь умерла с вами, Астариэль, — сказал Аэнарион, поднимаясь на ноги. — Здесь ваша мимолетная тень, но скоро она пропадет. Только со смертью мы снова соединимся друг с другом, но я не могу напрасно оставить в стороне свою жизнь и бросить наш народ. Когда демоны будут повержены и Ултуан будет в безопасности, я возвращу Сеятель вдов на его черный алтарь и освобожу мир. Тогда мы соединимся.
— Есть вещи, которые вам не надо знать, но вы должны верить, что все не столь мрачно, как кажется. Вы искали жертву, чтобы покончить с несчастьями эльфов, но большая жертва в том, чтобы прийти. Хотя во времена прихода мы будем пристально наблюдать за миром и управлять морями, это будет всего лишь краткой отсрочкой в вырождении наших людей. Теперь вы должны сделать этот выбор. Взгляните в свое сердце! Мы должны отказаться от той силы, что делает нас сильными, чтобы заключить демонов в их ужасной тюрьме, и с этим свершением также исчезнет наша слава.
— Никогда! — зарычал Аэнарион. — Мы поднимемся вновь с этой войной, большей чем когда-либо. Хотя ваша просьба растопила ледяное сердце злодея, мой разум в порядке.
Серебряные слезы скатились по щекам Астариэль, как и у Аэнариона, отвернувшегося от нее. Король-Феникс шествовал дальше, шепча:
— Мы еще снова будем вместе, моя любовь, но… Все же есть кое-что, что я должен сделать.
Это случилось незадолго до того, как Аэнарион достиг широкого пространства в центре Оскверненного острова. Здесь зубчатые черные скалы, пронизанные красными прожилками, пробивались в красноватые небеса вокруг колонн. Земля внутри была гладкой, как стекло, и черной, как полночь. В центре находился скалистый блок с красными венами, и что-то, только частично видимое, мерцало над ней.
Как раз когда его мысли были затронуты Убийцей богов, в уши Аэнариона проник отдаленный шум; слабый крик. Звон металла о металл, борьбы отзывался эхом вокруг святыни. Аэнарион услышал биение колотящегося сердца, и ему показалось, что краем глаза он увидел, как клинки кромсают плоть, а от тел отрываются конечности. Красные вены на алтаре вообще не были скалой, но пульсировали как артерии, кровь текла из камня струящимися реками запекшейся крови. Он понял, что бьющееся сердце было его собственным, и оно стучало в его груди, как оружейник, работающий на наковальне.
Аэнарион потрясенно стоял перед этой кровавой святыней. Вещь, заключенная в скалу, танцевала, и перед глазами Короля-Феникса колебались неясные очертания топора, и меча, и копья, и лука, и ножа, и странного оружия, не известного эльфам. Наконец появилось единственное изображение, меча с длинным клинком, поперек гарды вилась руна Кхаина, на его черном лезвии были запечатлены красные символы смерти и крови.
Аэнарион протянулся… и его пальцы замерли на минимальном расстоянии от рукояти меча. Все затихло; ни одно движение не колебало воздух, как будто мир и боги задержали свое дыхание.
Аэнарион знал, что это принесет ему гибель. Все предостережения вернулись к нему, слова Каледора слились со страшными предсказаниями демонов и мольбами его мертвой жены. Все это не имело для него никакого значения, поскольку его душа опустела, и только Меч Кхаина мог заполнить пустоту внутри него.
Земля задрожала и скала рухнула, когда кулак Аэнариона охватил рукоятку. Он потянул меч, освобожденный из его каменной тюрьмы, и удерживал его наверху. Кровь просачивалась из рун, запечатленных на лезвии, и лилась толстыми ручьями по его кисти и вниз по его руке, стекая багровым по его доспехам.
Убийца богов, Сеятель вдов, Гибель Миров, Копье Мести, Осколок Смерти, Ледяной Клык и Божественный свет. Многими именами его называли, смертными, и демоническими, и божественными. Но одно единственное имя действительно задержалось: Меч Кхаина, бога убийства.
Теперь это был Меч Аэнариона. Гибель эльфов была запечатана.
