История Первого Болгарского царства - страница 87
Василий оставил вместо себя в качестве «командующего фронтом» у Фессалоники Григория, князя[503] Тарона. Получив известие об отъезде императора, Самуил спустился с гор и двинулся к Фессалоникам. Обманутый незначительностью сил, с которой Самуил появился перед стенами, Григорий отправил своего юного сына Ашота с весьма немногочисленным войском на встречу с болгарским царем. Они попали в засаду, организованную основными частями болгарской армии, потеряв многих солдат; сам же Ашот был взят в плен. Григорий, узнав об этом, потерял голову и поступил опрометчиво, стремясь спасти своего сына. Однако он также попал в западню к болгарам и, проявив смелость в бою, погиб вместе с почти всей своей армией[504].
Это бедствие серьезно отразилось на положении гарнизона, но Самуил решил не рисковал нападением на Фессалоники. Вместо этого, разорив сельскую местность и вновь захватив Веррию, он увел пленников в свою столицу. Василий был слишком занят, чтобы вернуться в Европу, но послал одного из самых способных военачальников возглавить войска в войне против болгар, Никифора Урана, который прибыл в Фессалоники с подкреплением в течение 996 г.[505].
Самуил провел сезон 996 г. на Греческом полуострове. Он удерживал Лариссу, ворота полуострова, в течение десяти лет и мог продвинуться вперед, не встречая сопротивления, по Темпейской долине через Фермопилы, Беотию и Аттику к Коринфскому перешейку. На Пелопоннесе началась паника; даже стратег Апокавк был поражен выступлением болгарских войск и заболел от полнения и неуверенности, сможет ли он организовать оборону. В данной ситуации потребовались весь такт и духовные способности святого Никона Метаноитского, чтобы успокоить расстроенные нервы стратега. Однако в ситуации, когда каждый с тревогой ожидал нападения, пришли новости о полном отступлении болгарской армии на север[506].
Никифор Уран последовал за Самуилом на полуостров и преуспел в сражениях с болгарами, возвратив империи крепость Лариссу. Оставив там более тяжелое военное снаряжение, он прошел через Фарсалию и по холмам Офрис к долине Сперхей. На дальнем берегу реки болгары расположились лагерем, нагруженные добычей из Греции, поскольку река вышла из берегов из-за летних грозовых ливней, и Самуил считал себя в безопасности. Однако ночью императорские войска форсировали разлившуюся реку и напали на его лагерь. Так как болгары спали, они были захвачены врасплох. Самуил и его сын Гавриил-Радомир были ранены и едва сумели бежать с несколькими сторонниками. Потери болгар были огромными: вся награбленная добыча вернулась прежним владельцам, а пленные освобождались. Уран возвратился в Фессалоники с триумфом и позже в Константинополе отпраздновал изгнание из Греции захватчиков[507].
И все же, несмотря на победу, Василий не мог решиться предпринять заключительный сокрушительный поход; он все еще был связан делами в Азии. Так что следующие несколько лет стали, вероятно, наиболее блестящими в военной деятельности Самуила. После своего первого поражения он написал императору, предложив, что подчинится ему на некоторых условиях, но, понимая, что ему не следует опасаться нападения Константинополя, вскоре отозвал свое предложение. Согласно распространившемуся слуху в Антиохии, он вел переговоры, когда узнал, что законный царь (Роман, сын Петра) умер в плену в Константинополе. Самуил сразу же прервал переговоры и объявил себя царем. Однако Роман, совершенно отличавшийся от царя, томившегося в Константинополе, стал евнухом на службе у Самуила и прожил гораздо более длинную жизнь. Вероятно, с этим сюжетом нам следует связать историю, рассказанную ранее Скилицей, о последнем выжившем брате Самуила, Аароне. Аарон, более миролюбивый, чем Самуил, настаивал на заключении соглашения с Империей и, вероятно, добился поддержки большой части болгар. Его влияние и политика были одинаково неприятны Самуилу, и поэтому он был схвачен и вскоре казнен со всеми своими детьми, кроме одного, Иоанна Владислава, который спасся благодаря своему кузену Гавриилу-Радомиру. Таким образом, Самуил остался единственным и бесспорным царем. Однако новости об этом достигли восточной границы империи в довольно неопределенной форме, которую местные историки подправили, используя собственную образную манеру
