После этого надо было накормить Человека-Волка. Его клетка стояла позади палаток и фургонов. Он заревел, когда нас увидел. На вид он показался мне таким же злобным и опасным, как и в тот вечер, когда мы со Стивом были на представлении. Человек-Волк тряс прутья и пытался нас схватить, но мы, конечно, не подходили к клетке слишком близко.
- Почему он такой злой? - спросил я, кинув ему огромный кусок сырого мяса, который он поймал на лет и тут же принялся раздирать на части.
- Потому что это настоящий Человек-Волк, - ответил Эвра. - Он не просто человек, обросший шерстью. Он наполовину человек, наполовину волк.
- Разве не жестоко держать его в клетке? - спросил я, кинув ему еще один кусок мяса.
- Если мы выпустим его, он совсем обезумеет и примется убивать людей. Жуткая смесь людской и волчьей крови свела его с ума. Он убивает не только тогда, когда голоден. Если его выпустить, он будет убивать просто так.
- А нельзя его как-нибудь вылечить? - Мне стало его жалко.
- Нет, нельзя, это ведь не болезнь, - объяснил Эвра. - Он не заразился этим, у него это от рождения. Он такой, какой есть.
- Как же он появился на свет?
Эвра серьезно посмотрел на меня:
- Ты, правда, хочешь об этом узнать?
Я посмотрел на зверя в клетке, раздирающего мясо так, будто это сладкая вата, вздохнул и сказал:
- Нет. Наверное, нет.
После этого мы много чего еще сделали. Почистили картошку к ужину, помогли заменить колесо у одной из машин, покрасили крышу фургона - у нас на это ушел целый час - и даже выгуляли собаку. Эвра сказал, что этим мы будем заниматься каждый день - бродить по лагерю, смотреть, не нужна ли кому-нибудь помощь, и если нужна, то помогать.
Вечером мы принесли кучу консервных банок, и куски разбитого стекла в палатку к Голодному Рамусу - человеку, который может съесть все что угодно. Я хотел было остаться и посмотреть, как он будет это есть, но Эвра поспешно выволок меня наружу. Рамус не любил, когда в повседневной жизни кто-то смотрит, как он ест.
У нас оставалась масса свободного времени, и в перерывах мы рассказывали друг другу о себе - о том, откуда мы, как прошло наше детство, чем занимались раньше.
Эвра родился у совершенно нормальных родителей. Когда они его увидели, то пришли в ужас. Поэтому и бросили его в приюте, где он прожил до четырех лет, а потом его купил жестокий владелец какого-то цирка.
- Плохо мне тогда пришлось, - тихо сказал Эвра. - Он бил меня и обращался со мной, как с настоящей змеей. Держал в стеклянной клетке, и зрители платили ему за то, чтобы посмотреть на меня и вдоволь посмеяться.
Семь долгих страшных лет провел Эвра в том цирке, переезжая из города в город. С каждым годом он все сильнее чувствовал себя уродцем и изгоем, который ни на что больше не способен, кроме как смешить толпу.
И тут, наконец, появился мистер Длинноут…
- Он появился однажды вечером, - сказал Эвра. - Просто вдруг выступил из темноты, приблизился к моей клетке и долго стоял, наблюдая за мной. Ни слова не сказал. И я тоже. Тут подошел владелец цирка. Он не знал мистера Длинноута, но решил, что тот богатый человек и захочет купить меня. Поэтому он сообщил цену и отошел в сторонку, ожидая ответа. Мистер Длинноут несколько минут молчал. А потом вдруг схватил владельца цирка левой рукой за шею. Пальцы его сжались, и владельцу цирка пришел конец. Он замертво упал на пол. А мистер Длинноут отпер дверцу моей клетки и сказал: «Идем, Эвра». Мне кажется, мистер Длинноут умеет читать чужие мысли, а то откуда бы он узнал, как меня зовут.
Эвра замолчал. И взгляд у него вдруг стал какой-то отстраненный.
- Хочешь, я покажу тебе кое-что интересное? - спросил он, наконец, снова став прежним Эврой.
- Конечно, хочу! - сказал я.
Он повернулся ко мне лицом, высунул язык, вытянул его и запихнул себе в нос.
- Вот это да! Классно! - радостно завопил я.
Эвра спрятал язык и широко улыбнулся.
- У меня самый длинный язык в мире, - сказал он. - Если бы у меня был нос пошире, я бы просунул язык в ноздрю, потом в горло и снова высунул бы его изо рта.
- Не, так бы ты не смог! - засмеялся я.
- Может, и нет, - согласился он, усмехаясь, - но, по-моему, и так неплохо.
