– Хочешь иметь мир? – добавила женщина. – Я охотно вернусь к родителям, только отпусти.
– Жена с мужем жить должна, слышишь, – воскликнул Доршак.
– Давно бы от меня избавился, – отрезала женщина, – если бы не то, что за мной ожидаешь приданое, до которого жаден.
– Несомненно, потому что оно принадлежит мне за то, что такую дуру мне свет навязал, – начал Доршак. – Дьявол тебя знал, когда молодо и красиво выглядела, что мне жизнь отравишь! Я думал, что беру мягкое и послушное создание, а ветку чертополоха получил. Не в такой я нуждался женщине для жены, а ты была создана для монахини.
Женщина не отвечала уже, погружённая в мысли, сжала белые руки, аж слышен был треск в суставах. Голову опустила на грудь, слёз было не видно, но о них легко мог догадаться Доршак, который дико на неё поглядывал.
– Вот это мой завтрак и обед, и ужин, – сказал он, – человек возвращается домой как в ад!
Лицо его загорелось, поднял трубку, казалось, что ударит сидящую женщину, которая только вздрогнула, но затем обернулась, смерила его страшными очами, её рука потянулась к поясу под платье.
Видно, Доршак понял это движение и отступил. Он процедил сквозь зубы:
– Змея, гадина!
– Раз в жизни ты тянул ко мне руку, – сказала женщина дрожащим голосом. – Тогда я не ожидала, чтобы мужчина смел ударить жену… и тут один раз отплатила тебе, как ты того заслуживаешь. С той минуты без ножа не хожу, ударь меня и умрёшь. Ты знаешь, что я сильная и что тебя не боюсь.
Они смерили друг друга глазами. Доршак дрожащей рукой потёр голову.
– Э! Если бы не твой отец! Если бы не мать!
– Если бы не приданое! – насмешливо вставила Агафья.
– Дал бы я тебе, сидела бы запертая под ключом, как собака на цепи.
– Э! Когда бы не Бог, не совесть, Павел, ты давно бы не жил, а я была бы свободна, – ответила женщина, глаза которой пылали. – Подошёл к родителям, именуясь паном на Гродке, а кто в то время знал, что ты разбойник?
– Молчать! – крикнул Доршак. – Молчать! Достаточно этого, бабы никто не переболтает, а ну, увидим, наконец, кто тут кого победит.
Агафья рассмеялась.
За порогом послышались тяжёлые шаги. Доршак обернулся. Дверь медленно отворилась и посланец межейевский, с любопытством разглядываясь, стоял на пороге.
– Слава Ему! – сказал он.
Доршак что-то промямлил, женщина поднялась и тихо ответила:
– Навеки!
– Чего хотите? – спросил подстароста.
– А ну, не мешало бы поговорить, – сказал, кашляя, придворный, который смело огляделся. – Наша ясна пани выслала меня вперёд, чтобы тут всё было приготовлено.
Туча заслонила лицо Доршака.
– А что мне тут для них приготовить? – воскликнул он грубовато. – Приготовлено! Кукурузу “мамалыгу” в этой пустыни, в этих руинах! Что им в голову пришло сюда лезть и беды искать.
– Это не моя вещь, – сказал придворный, – поговорите об этом с ясной пани, как приедет. Мне приказали очистить жилище, оборудовать место для коня, овёс и хлеб для людей наготовить.
Доршак нагло смеялся.
– А много вас там? – спросил он.
Придворный задумался.
– Ну, до двадцати наберётся.
Удивление нарисовалось на лице подстаросты.
– Даже столько!
– Да уж! – сказал придворный. – Наша пани, панна, пан Янаш, капеллан, придворные, конюшие, прислуга, гайдуки, венгр.
– Тогда, пожалуй, придётся самому уйти ради них и кочевать под шатром, – воскликнул Доршак и начал прохаживаться, задумчивый.
– Ясна пани говорили мне, чтобы на втором дворе старую башню для неё привели в порядок, – отозвался придворный.
– Пустошь, совы в ней живут, – сказал подстароста.
– Тогда совы дадут себя выгнать, а хотя бы что-нибудь больше, чем совы, – добавил наивно посланец.
В подстаросте, видно, произошла какая-то внутренняя перемена, он постепенно опомнился, остыл и смягчился.
– Тогда сегодня ночью, – промолвил он, – идите отдыхать вниз, поговорим. Будьте здоровы.
Посланец посмотрел на Доршака, на женщину и вышел.
Подстароста, когда тот исчез с его глаз, проворчал что-то сам себе, начал быстро ходить по комнате. Останавливался, бегал и не обратил внимания как Агафья, встав с сиденья, медленным шагом удалилась в другую комнату. Несколько раз он наливал себе из бутылочки, пил и ходил, думая. В латунном подсвечнике гасла свеча… Он сбросил с себя одежду, поправил кожаные подушки на софе и, наполовину раздетый, бросился отдыхать. Свеча вскоре погасла и только трубка, которую курил, минутами красным блеском освещала немного уголок, где почивал Доршак.