- Ка... Кабан... Кабан ранил меня.
- Ты была на охоте? - чем он мог теперь помочь - слабый и жалкий?
- На охоте... Да... На охоте... Мы охотились на кабанов.
- Кабан - страшный зверь. Ты очень смелая, - Борец осторожно гладил ее по волосам, - Не двигайся. Попытайся уснуть. Тебе приснится прекрасный сон и все будет хорошо...
- Страшные... Да... Они как звери... Кабаны... Не зря мы их прозвали Кабанами, - она мучительно закашлялась, - Неужели они были нашими братьями? Как звери... Хуже зверей, хуже...
В последний раз вздрогнув, она вытянулась и ее глаза остекленели. Руки бессильно раскрылись, обнажая аккуратную рану, из которой торчала стрела с полосатым оперением. Эльфийская стрела.
Шатаясь, Борец поднялся и направился вперед. Кругом, насколько хватало глаз, в траве лежали мертвые эльфы. Он шел, будто не замечая их, отрешенно глядя прямо перед собой, а по его щекам катились медленные бессильные слезы.
Он увидел все - жестокую резню, учиненную гномами за право обладания Подгорным Престолом, войны между кланами кентавров, смертельные драки хорнов. Снова перед ним горели деревни, снова слышались крики пытуемых и плач сирот. Он больше не был всеведущим, но ему казалось, что он опять чувствует боль каждого раненого, отчаяние каждого умирающего. Ему чудились духи, взывающие к отмщению. Его преследовал грохот битв.
Однажды он оказался на скалистом океанском побережье и понял, что не может идти дальше. Он сел на камень и стал смотреть на солнечную дорожку, блистающую на воде. Полную тишину нарушал лишь шелест волн и далекое пение драконов.
- Бра-а-тец, - протянул прямо над ухом знакомый голос.
Борец вздоргнул и поднял глаза. Перед ним, кривя губы в улыбке, стоял Игрок.
- Драгоценный мой, куда ж ты задевался? Я тебя ищу-ищу... С ума схожу от беспокойства, можно сказать.
- Как ты, малыш? - Борец попытался улыбнуться.
- Лучше всех, знаешь ли. Эта твоя очередная шутка оказалась весьма забавной. А я-то дурак еще против был, - он виновато развел руками, прости уж, не сообразил сразу, что к чему.
- Какая шутка? - тусклым голосом спросил Борец, зарываясь ступнями в нагретый песок.
- Да твоя песнь лебединая. Как ты назвал этот фокус? Расчленение? Распыление? Ах, да! Расслоение! Милейшая вещь. Первосортная! Никогда я так не веселился. Шум, гам, молнии, смертные в панике. Дзинь-бах - и мир раскалывается вдребезги, как хрустальная ваза - Игрок потер руки, - Знаешь, пару лет они были страшно довольны. Не все, конечно, но большинство. А потом...
Он присел на камень рядом с братом и погладил его по спине.
- Да не расстраивайся ты так. Перестарался, конечно, обидно. Все могущество растерял. Зато теперь тебя смертные полюбили. Храмы тебе возводят, молятся, жертвы приносят, - Игрок фыркнул, - имя какое-то смешное придумали - Избавитель, кажется, или нечто в этом роде. Они еще помнят, что от чего-то ты их избавил, а вот от чего конкретно - позабыли. Но поклонению это не мешает.
Игрок продолжал говорить, но Борец уже не слушал его. Он смотрел на спокойный океан, на широкий желтый пляж, напряженно внимая далеким пронзительным голосам. Он ждал, когда в синем, ослепительно-ярком небе появятся сцепившиеся в схватке драконы.
