Как во сне, я с остальной компанией прошел по пальмовому дворику, представляющему главную часть здания, в обширный кабинет с деревянными сосновыми стенами, где в открытой печи потрескивал огонек. Владе лец ресторана, потирая руки, поклонился. Главный рас порядитель поклонился, не потирая рук. Вереница служи телей в белых фартуках поклонилась еще ниже и двину лась молчаливо исполнять свои разнообразные обязанно сти. В несколько секунд комнаты были подготовлены для великого ритуала. Мы, посетители, уселись за большим столом поближе к огню. Впереди нас было открытое пространство, а позади полукругом были расставлены кресла для цыган. Лакей подал шампанское, и тогда явилась Мария Николаевна в сопровождении восьми цы ган — четырех мужчин с гитарами и четырех девиц, гибких и стройных. Как мужчины, так и женщины были в тради ционных цыганских костюмах, мужчины в белых шелко вых русских рубашках и цветных брюках, девицы в цвет ных шелковых платьях и с красными шелковыми платка ми на головах.
Когда я впервые в эту ночь увидал Марию Николае вну, она была уже толстая, грузная женщина лет сорока. Бе лицо было в морщинах, а в широких серых глазах была задумчивая печаль. В состоянии покоя она казалась старой одинокой женщиной, но стоило ей заговорить, как моршины на лице разглаживались в улыбку, и можно было догадываться об огромном запасе энергии, кото рым она обладала. Циник, пожалуй, скажет, что жизнен ной ее задачей было привлекать глупых, преимуществен но богатых молодых людей, петь перед ними и застав лять их выпивать целые моря шампанского, пока их богатство или богатство их отцов не перейдет в ее кар ман. Здравый смысл, может, окажется на стороне циника, но ничего циничного в отношении к жизни у Марии Николаевны не было. Она была актрисой, в своем роде великой, вознаграждавшей полностью за те деньги, что получала, а доброта ее и щедрость по отношению к тем, кто были ее друзьями, исходили прямо от сердца.
В ту ночь я первый раз слышал ее пение, и память о густых низких нотах, составлявших секрет лучших цыган ских певиц, будет жить у меня до смерти. В эту ночь я выпил первую свою «чарочку» в ответ на ее пение. Для новичка это весьма тяжелое испытание. Большой бокал из под шампанского наполняется до краев. Цыганка ставит его на блюдо и, обратившись лицом к гостю, который должен будет выпить «чарочку», поет следующий куплет:
Как цветок душистый Выпьем мы за Рому,
А пока не выпьем, Не нальем другого.
Аромат разносит, Рому дорогого,
Так бокал пенистый Тост заздравный просит.
Последние четыре строчки с усиливающимся темпера ментом поет весь хор. Певица тогда подходит к гостю, которого она чествует, и протягивает ему блюдо. Он берет стакан, низко кланяется, выпрямляется, затем единым духом выпивает бокал и ставит его на блюдо вверх дном, чтобы показать, что не оставил ни капли.
Это интимный ритуал. Берется только христианское имя гостя, а так как у русских нет имени Роберт, Мария Николаевна окрестила меня Романом, его русским эквивалентом. Романом или Ромочкой я остался навсегда для своих русских друзей.
Искусство Марии Николаевны, однако, как я обнаружил, уже тогда относилось к более высокому уровню, чем гтежность увеселения, улержимо привлекательная, почти непреодолимая для славянской и кельтской рас. Много лучше всяких слов выражает она скрытые и подавленные желания человеческого рода. Она вызывает меланхолию полулирического, получувственного свойства. В ней часть от безграничного простора русской степи. Она крайняя противополо жность всему англосаксонскому. Она неудержимо раз рывает все препятствия. Она приводит человека к ростовщикам или доводит до преступления. Несомненно, это самая примитивная из всех форм музыки, в ее призыве (да простит мне дух Марии Николаевны это святотат ственное сравнение) есть чтото роднящее ее с негритян ским культом. Она в то же время весьма дорогая. Это она должна нести ответственность за главную массу моих долгов. Однако, будь у меня завтра тысячи и желание промотать эти деньги, то не найдется ни в Нью Йорке, ни в Париже, ни в Берлине, ни в Лондоне таких развлечений, которые я предпочел бы цыганским вечерам в «Стрельне» в Москве или в ВиллаРоде в С.Петер бурге. Это единственная форма развлечения, которая ни когда не надоедала и которая, если бы я поддался иску шению, никогда не перестала бы меня очаровывать.
