Гундайсабур, город близ Ахваза, стал культурным центром в 489 г., когда здесь поселились несториане после закрытия Эдесской школы, и научная жизнь в нём стала ещё интенсивней, когда Юстиниан в 529 г. закрыл в свою очередь Афинскую школу и здесь нашли прибежище неоплатоники. Видимо, благодаря близости Хиры, столицы арабского царства Лахмидов, местное население уже познакомилось с арабским языком, довольно близким к сирийскому, на котором тогда говорили очень многие. Арабский изучали с энтузиазмом. Знать его хотели все, в первую очередь те, кто обратился в ислам и стремился усвоить Коран. Первые грамматики арабского языка писали не арабы, а иранцы, начиная с Сибавайха (ум. около 800). При Аббасидах в Гундайсабуре собралась группа учёных разного происхождения — персидского, греческого, индийского, — позже образовавших ядро научного сообщества, сложившегося в Багдаде из приглашённых туда учёных, когда ал-Мамун основал там около 830 г. Байт ал-хикма, Дом Мудрости. Христиане, многочисленные там, приобрели авторитет и престиж; в частности, при патриархе Тимофее I (780-823) несторианская церковь получила наибольшее распространение. Несториан принимали при дворе; мы, в частности, располагаем свидетельствами о богословских беседах между патриархом и халифом ал-Махди. Несторианская община поставляла самых видных переводчиков, таких, как Хунайн ибн Исхак (ум. 873) и два члена его семьи — сын и племянник. Она прославилась своими учёными. К ней принадлежали великие наставники: сам ал-Фараби был учеником несторианина, Юханны бен Хайлана.
Бумага, секрет которой был похищен у китайцев во время Таласской битвы в 751 г., производство которой сначала было монополией Самарканда, а потом, в 794-795 г., его технологию Бармакид Джафар привёз в Багдад, пришлась как нельзя более кстати, став чудесным средством для распространения знаний. С её помощью было бесконечно проще размножать и хранить рукописи, чем с помощью папируса или пергамента.
В Гундайсабуре, а потом в Багдаде не довольствовались переводами, собиранием сводов знаний. Там дискутировали с древними, проверяли их сведения, приобретали новые. В 800 г. отмечено первое астрономическое наблюдение за солнцем, которое произвёл Ахмад ан-Нахаванди. Медицина, традиционно знакомая сирийцам, оставалась одним из главных занятий учёных. В ней прославились, в частности, семейство Бахтишу, один из членов которого, Джибраил, был медиком Харуна ар-Рашида, а также христианин Ибн Масавайх (вторая половина VIII в.), написавший первые медицинские трактаты на арабском языке. Но своё место занимали и все остальные науки. В Байт ал-хикма по приглашению монарха и его министров, великих меценатов, приезжали работать люди разного происхождения, как ранее в Гундайсабур, и все изъяснялись по-арабски. Иранцев было намного больше других, и в основном это были выходцы из Хорасана и Согдианы. Многие приезжали из Рея, из Нишапура, из Мерва. Из плеяды, которую они образовали в IX в., надо упомянуть по меньшей мере ферганских астрономов Абу Машара (Альбумасара, ок. 775-866), главную книгу которого будут изучать в Германии ещё в XVI в., и ал-Фаргани (ум. после 861), нашего Альфрагануса, которого перевёл на латынь Герард Кремонский и упоминал Данте; великого математика ал-Хорезми (ум. ок. 847), чьё искажённое имя стало нашим словом «алгоритм», которому мы обязаны термином «алгебра», взятым из заглавия одной из его книг, и который одним из первых, если не первым, позаимствовал индийские цифры, которые мы называем арабскими. Несколько позже, на рубеже девятисотого года, по-арабски писали также несомненно величайший астроном ал-Баттани (до 858-929), наш Альбатегний; историк Табари (839-923), труд которого впоследствии был переведён на персидский; первый мусульманский философ, сын иранизированного тюркского вождя — ал-Фараби (870-950), аристотелик, комментатор Платона, учитель Авиценны; ар-Рази из Рея (865-ок. 925), которого Запад называл Разесом, — несомненно величайший мусульманский врач, многочисленные работы которого способствовали основанию позднейшей научной медицины, особенно потому, что он провёл немало клинических обследований... Единственным заметным арабом в этом букете иранцев был тот, кого мы называем ал-Кинди, — отец перипатетической философии, умерший около 873 г., который жил в Ираке, но можно задаться вопросом, в какой мере его недопустимо считать порождением иранской или сирийской науки, — ведь трудно представить, что ещё могло его вдохновлять и где ещё он мог черпать свои знания.
