«Махабхарата» против «Рамаяны»
«Рамаяна», второй из великих эпосов санскрита, посвящен тем же переменам, что и «Махабхарата». Но пытаться воссоздать прошлое Индии на основе этого сомнительного материала — все равно что изучать историю Древней Греции по басням Эзопа или историю Багдадского халифата по сказкам «Тысячи и одной ночи». Однако сюжет «Рамаяны» проще, чем «Махабхараты», мотивы этого произведения понятнее. Под властью повелителя Рамы никто не уподобит царя десяти домам терпимости или даже тысяче скотобоен. Ибо в той форме, которая она дошла до нас, «Рамаяна» видится «эпической легитимизацией монархического государства»>{33}.
Трудно сказать точно, когда она обрела такую форму. В «Махабхарате» эта история пересказана вкратце, в качестве вставки. Нельзя с точностью утверждать, что персонажи «Рамаяны» предшествовали персонажам «Махабхараты». Скорее наоборот, поскольку столица повелителя Рамы — Айодхья — лежит на самом Северном пути, а от Хастинапура — столицы Куру, государства Пандавов — на расстоянии пятисот километров к востоку. А последняя редакция «Рамаяны» определенно появилась позже, потому что там считаются общеизвестными такие области, о которых персонажи «Махабхараты» еще не слыхали. В самом деле, если область скитаний Пандавов ограничивается ближайшими окрестностями междуречья, то пути повелителя Рамы и его спутников тянутся в глубь центральной и южной Индии. Конечно, многое из этого — лишь глянец, наведенный поздними переработками, но эпос сохраняет неоспоримое свидетельство арианизации 1-го тысячелетия до н. э. И если в «Махабхарате» упор делается на заселение севера и запада, то «Рамаяна» продолжает историю восточнее.
Таким образом, действие «Махабхараты» относится к междуречью Ганга — Джамны, а события «Рамаяны» определенно происходят в районе среднего течения Ганга. Айодхья Рамы была столицей крупной джанапады под названием Кошала (северо-восток современного штата Уттар-Прадеш), присоединившей в середине тысячелетия земли южного соседа — Каши (старое название Варана-си-Бенареса). В известной буддистской версии эпоса скорее Варанаси, чем Айодхья, становится ареной событий. Гораздо позже в городе господа Шивы, в тихом домике с белеными стенами и видом на Ганг, вдали от шумной и многолюдной Дашашвамедха-гхата, поэт XVII века Тулси Дас, к радости будущих поколений, напишет версию «Рамаяны» на хинди. Город Варанаси будет считать этот эпос своим. По сей день в парке у дворца, где некогда жил городской махараджа, ежегодно проходит одно из самых ярких зрелищ Индии — неделя представлений Рам Лила, посвященных событиям эпоса.
Все это делает «Рамаяну» в народном представлении похожей на клад из драгоценных, но разрозненных осколков, как распавшийся окаменелый скелет динозавра. Но «Рамаяна» жива и даже воинственна, как можно судить по событиям начала 90-х годов. Пресловутые выступления индийских фундаменталистов против мечети были обязаны именно святости Айодхьи. Громко взывая к Раме, активисты в шафрановых одеждах совершили нападение на городскую мечеть, погрузив Индию, гордящуюся своей толерантностью, приобретенной вслед за независимостью, в глубокий идеологический кризис.
Если счет на священные очки в единоборстве Айодхья — Варанаси показывает выигрыш первого города, то паре Хастинапур — Индрапраштра тоже есть о чем поспорить в контексте разных космических перспектив обоих эпосов. Загвоздка кроется в пуранах, в генеалогиях которых возникли неожиданные изменения времен. Глагол вместо одного из бесчисленных прошедших времен санскрита внезапно переходит в будущее. В результате следующие за этим пунктом поколения родословной получают статус предсказанных пророчеством. Если принять, что эти списки столетиями передавались устно, прежде чем были записаны, оказывается, что будущие наследники — такая же реальность, как и предки, тем более что имена предшественников можно проверить по другим источникам. Однако настоящая причина состоит в том, что авторы этих списков стремились отметить великую войну как переломный момент истории. Это был в прямом смысле конец эпохи. Двапара-юга, третья эпоха в индийском летоисчислении, наступила, едва Пандавы перебили Кауравов в великой битве на поле Куру. За ней подступала мрачная Кали-юга, «железный век», который продолжается и поныне.